По следам полка Игорева

А какие повести он рассказывал, как здорово научился петь и играть на гуслях! Долгий вечер пролетел как одно мгновение, княгиня успевала только удивляться, почему это её Ростик прикорнул прямо на ковре, отчего это столь громко и неприлично зевает, стоя в углу, его няня. Потом и мнимый Словиша Боянович понял, что засиделся, встал со скамьи и попрощался. Глаза его сияли по-прежнему, как в начале вечера, и он выпил только ритуальные полглотка из поднесённой ему по обычаю чаши. Он и пальцем не коснулся в тот вечер княгини, а утром уехал. Однако княгиня и рада была, что так сложилось: грубые мужские объятия – последнее, что ей нужно было от него, несостоявшегося королевича её юности. Зато ей стало о чём мечтать – о том, как повернулась бы её жизнь, если бы вышла за Всеволода, и как его – если бы женился на ней. Она придумывала их совместные жизни с князем Всеволодом, одну в том случае, если бы он вернулся в мир князей, вторую – независимую, скоморошескую, и о том, какое бы место она в каждой из этих вымечтанных жизней заняла при нём…

Ярославна вдруг обратила внимание на то, что визг полозьев по хвое и лапнику стих, а из-под саней поднимаются клубы пыли. Сани тащились уже по сельской дороге-улице, и впереди мелькнула спина того полукровки, что принёс весть о побеге её мужа. Почему он отмалчивался, когда она спрашивала, с Игорем ли её первенец, Владимир? И ничего не говорил о судьбе двух других князей…

А вот и калитка в деревенском плетне отворилась, и появился в ней, хромая и на плечо своего нового раскосого слуги опираясь, её супруг Игорь Святославович. В рванье неописуемом, похудевший чуть ли не наполовину, с поседевшею бородой, заспанный какой-то… Да что ей до него? Она спрыгнула с саней, подскочила к плетню и заглянула во двор. Владимира там не было. Внезапно она поняла, что этот хитрый Игорев слуга её не дурачил: сын остался в полоне. Отец спасся, а сына-первенца бросил…

– Да как же ты посмел сюда явиться без нашего Владимира, ирод? Как ты посмел покинуть моего сына в плену?

Глава 22 Рыльские хлопоты: розыск и суд

Хотен довольно улыбнулся: Прилепа, как всегда, поработала отменно. Подкатилась на базаре к старенькой доброй калачнице, напросилась проводить её домой, помогла отнести пустые корзины, навесила по дороге ей на уши какую-то слезливую повесть (а какую, хозяину не сказала – ну и ладно!), попросила одежонку поплоше, помогла ставить тесто, валять и крутить калачи, чуть ли не сама их выпекла, а потом подсобила дотащить в нагруженных с верхом корзинах на базарную площадь. Вот там-то и поработали дружные бабские языки, и не осталось тайной для ловкой Прилепы ничего из того, что судачили в Рыльске о красавчике-киевлянине Чуриле, устроившемся в дружину покойного невинно убиенного юноши-князя Святослава Ольговича и чудом Божьим спасшемся из рук поганых половчинов.

– А ведь сей ловкач купил себе двор с новым жилым срубом на нем, Хотенушко, а вот про убийство боярина ничего не рассказывал. Намекал, что были у него в Киеве шашни с боярыней – но очень туманно, имени не называл. Пьет голубчик наш, не просыхает. Пил на свои (а это тоже куны немалые), пока в поход не ушёл, а теперь каждый мужик в городе считает своим долгом его напоить – как же, чуда сподобился! Богородица его от пленения спасла!

– Сколько наш хитрец выложил за двор? – прищурился Хотен.

– Двенадцать кун, Хотенушко. Здесь, в лесной глухомани, дворы дёшевы, а лесу на постройки вокруг немеряно. А сколь много пропил, подсчитать нынче невозможно.

– Знаешь, Прилепа, я всё больше убеждаюсь, что не было у убийцы Неудачиного батьки никакого заказчика. Зато очень похоже, что именно он пустил стрелу с грамоткой к Несме… к игуменье Алимпии. Быть может, и боярина убил только для того, чтобы не помешал тот, человек горячий, доить куны с матери-игуменьи.

– Брать пора голубчика, хозяин. Вот тогда всё сам нам расскажет.

– Кто ж спорит… Хмырь с его парнями должен уже быть на месте. А прежде есть у меня к тебе, Прилепа, ещё одно дело…

Нахмурился Хотен и замолчал, недоговорив. Потому замолчал, что услышал топот за стеною клети, которую нанял для себя, Прилепы и Сновидки на постоялом дворе. Дверь распахнулась, и влетел Севка-князёк. Зевнул, рот узкой ладошкой прикрывая.

– Горим, княже? Или коней у нас увели?

– Ни то, ни другое, боярин, а новость великая: меня из-за неё хозяин постоялого двора, в клеть мою невежливо вломившись, со скамьи поднял. Говорит, Игорь Северский сбежал из плена и, оказывается, сегодня проехал мимо Рыльска на Новгород-Северский сам-друг со слугою, мирным половцем, и даже без поводных коней. Едва его встречные новгородские купцы узнали. Поскачем теперь вдогонку, а?

– Что ж он мимо Рыльска-то проехал? – всплеснула руками Прилепа. – Сменил бы хотя коней. Его дома жёнушка, небось, ждёт не дождётся.

Тут князь-неудача крякнул, а Хотен, бросив на него быстрый взгляд, призадумался. Заговорил неспешно: