По следам прошлого

Мужики разом понурились. Со всех сторон зазвучало бормотание с просьбой к Солнцу скорее забрать чистую душу. Фангр хлопнул меня по второму плечу и позвал за собой. Вслед мне донеслись прощания и пожелания удачи.

Широкая дорога повела вглубь поселения. Фангр о чем-то рассказывал, радушно развлекая гостя, но я не вслушивался. Не мог. В голову настойчиво лезли воспоминания. Почему-то не самые добрые. Вина мешалась со страхом, стыдила за все, что было между мной и Аней, и боролась с надеждой. Та билась в груди теплом, будто металась, запертая внутри. Хотела вырваться и избегала ударов вины — либо жизнь, либо смерть. Надежда хотела жить. Ничего нового. При таком выборе мы все хотим одного и того же. Я знаю это, проходил этот путь.

Крохотные камни пружинили шаг, малейшая кочка превращалась для ног в высокую гору. Я ловил птиц взором, стараясь отвлечься от мыслей, но глаза предавали, не позволяя сосредоточиться ни на чем. На затылок легла неподъемная тяжесть, склоняя голову все ниже и ниже.

— Вон там!

От коротких слов фангра сердце ухнуло, а затем заколотилось. И я задрожал вслед за ним. Поиграв плечами, скрыл дрожь от чужого взора. Но фангр не смотрел на меня — указывал куда-то и прятал за ладонью зевок.

— Ха-а-ата, — мотнув головой, протянул. — Видишь?

Покосившаяся крыша дома выглядывала из крон слив и черешен. Низкий забор кое-где зиял дырами, но калитка была целой и казалась сколоченной недавно. С другой стороны дома высился частокол, ограждающий поселение. Не самый лучший дом на отшибе наводил на подозрения и вынуждал поинтересоваться:

— Вы ей не доверяете?

Фангр округлил глаза, глядя то на дом, то на меня. Сообразив о причинах вопроса, почесал за ухом и покатал подошвой камешек.

— Теперь уж доверяем. Но знахарка сама отказалась сменить хату. Мы ж предлагали ей что получше. Но сказала так — и попривыкла к этой, и крышу залатали. Зря, что ль? Сказала, что ей хватит.

Я кивнул. Похоже на нее.

Вначале знакомства девчонке для бесконечных жалоб и нытья нужен был лишь повод, но со временем она закалилась. Иногда казалось, что она не замечала никаких неудобств и довольствовалась водой поблизости, сносной едой и более или менее безопасным местом для сна.

Нам с ней пришлось пройти через многие неудобства…

Распрощавшись с фангром, я направился к дому. В одиночку шаги давались сложнее, каждый из них становился тяжеловеснее предыдущего. Взгляд цеплялся за листву молодой сливы; лучи солнца пронзали сочную зелень, а та трепетала в их пламени под песню ветра. И я воспоминаниями возвращался в те ночи, где мы с Аней танцевали, окутанные светом огня. Музыка викхартов смешивалась с эльфийским голосом, а ночь скрывала окружающих, оставляя только нас двоих. Время путалось, соприкасалось, соединялось… Таяло. Мир исчезал вместе с ним, и заново, совершенно иначе и острее, раскрывался в объятиях Ани. Это было… Давно это было.

Я убрал волосы за уши, вдохнул глубже. Следующие два шага дались легче, а потом…

Нельзя измерить ценность того, чего нет. А рядом с этой девушкой время часто ускользало или вовсе исчезало.

Глядя на горделивую фигурку, застывшую в задумчивой позе, я пытался сдвинуться с места, но не мог. Не мог насладиться ее видом: прямой осанкой, вытянутой шеей и высоко поднятым подбородком. Аня сидела на верхней ступени крыльца, уперевшись запястьем в колено и сжимая кулак. Напряженная, натянутая — снова переполненная ненавистью. К кому на этот раз? Опять не угодил Фадрагос?

Под растекающийся жар в теле я рассматривал ее и не верил, что вижу снова. Солнце добавляло темным волосам отсвета меди, уплотняло тень под густыми ресницами. Я любовался и сведенными на переносице бровями, и легкими росчерками морщин, спускающимися от курносого носа, и поджатыми в презрении губами. Казалось, Аня вот-вот оскалится и…

Я кивнул собственным мыслям, вспоминая минуты страшного безумия Ани. Она способна рычать не хуже зверя, обламывая до крови ногти о землю и вселяя уверенность, что загрызет, если осмелишься встать у нее на пути. Она умеет кричать и рыдать так, что рыдания превращаются в вой, трогающий сердце не слабее волчьей песни. В отчаянной ярости она лишается малейшего страха и без раздумий отдает тело темным духам. Она сама становится источником страха, безумия и смерти. Она…

Я потер грудь, стараясь унять жжение. Сердце билось не быстро, но сильно. Будто хотело сломать кости и пробить грудь. Будто рвалось преодолеть последние несколько метров и оказаться в руках той, кому принадлежало уже давно. Руки запрели в перчатках, и я снял их, заткнул за пояс. Мокрая от пота ладонь скользила по рукояти кинжала, а пальцы превратились в чужие — слабые, неповоротливые, холодные. Во рту пересохло, и у меня не получалось сглотнуть колючий ком.

Пора.

Следующий шаг прервался пронзившим осознанием — не простит.

Высказанные упреки зазвучали в голове приговором. И я пошатнулся, не выдержав их веса.

Рель…