По следам рыжей обезьяны

Но мирная сцена длилась недолго. Том решил, что пора познакомиться поближе, и стал подбираться к ней бочком, но, когда он попытался ее погладить, она отчаянно завизжала и пустилась наутек. Том, нисколько не обескураженный, метнулся за ней, и на этот раз ему удалось изловить свою робкую приятельницу. Она все еще визжала, когда он втащил ее в старое гнездо, где они принялись игриво щекотать и кусать друг друга, раскачиваясь, как на качелях. Но стоило Тому на секунду ослабить хватку, как его драгоценная добыча выскользнула из рук и спаслась бегством на соседнее дерево. Застенчивость юной леди, казалось, только подтолкнула Тома к новой демонстрации пылких чувств, и он прервал погоню, чтобы показать, на что он способен. Больше минуты он выделывал бог знает что. Широко раздвинув руки и ноги, он принялся крутить над головой сухой стволик, лишенный листьев, медленно двигая подбородком из стороны в сторону. От этого круговращения длинная шерсть у него руках колыхалась взад и вперед в такт движению, создавая гипнотический эффект. Это было поистине бесподобное зрелище, и, как видно, оно оказало желаемое воздействие на предмет его страсти. Он понесся вслед за своей новой возлюбленной, которая бежала достаточно медленно, чтобы дать себя поймать, и вскоре они уже катались, воркуя и борясь, на другом лиственном ложе. Весь день до вечера они кормились бок о бок в сплетении лиан, а на ночь оба устроились на одном дереве. Я надеялся, что стал свидетелем зарождения прекрасной семьи, но что-то у них, как видно, не заладилось, и на рассвете, когда я вернулся, оказалось, что застенчивая подружка Тома от него сбежала.

Глава 13 Медовый месяц в джунглях

О том, что моей холостяцкой жизни вот-вот придет конец, мне напомнило письмо от Кэти, моей невесты, которая наконец-то собралась в путь на восток. Я бросился обратно в Медан, где с лихорадочной поспешностью раздобывал и возобновлял въездные и прочие разрешения, бегал по правительственным учреждениям, расположенным на противоположных концах города, и платил все необходимые — и столь же необъяснимые — налоги. Я прилетел в Сингапур прямо к приземлению самолета из Англии, которым должна была прибыть Кэти. Но она вышла в холл аэропорта почти самой последней из двухсот пассажиров, и я уже потерял надежду на встречу, когда вдруг увидел, что она бежит ко мне. К моему ужасу, она прихватила с собой белое платье, глазированный пирог и тому подобное. Чтобы привести себя в полное соответствие с этой жуткой респектабельностью, мне пришлось обзавестись костюмом, ботинками, белой рубашкой и галстуком, и только после этого мы смогли вернуться на Суматру, где Лен Хэнхем, британский консул, уже подготовил все к нашему прибытию.

Его секретарь-китаец вывернулся наизнанку, но добился, что городской регистратор своевременно оказался в своей конторе, чтобы узаконить наш брак, и Кэти весело рассталась со своей девичьей свободой, хотя не поняла ни слова в индонезийской церемонии бракосочетания. Небольшая группа европейцев Медана вместе с моими индонезийскими друзьями позаботилась о том, чтобы нас еще раз, для надежности, перевенчали по-английски в методистской церкви, а уж после этого мы вернулись в консульство пить шампанское. Затем последовал грандиозный пир в доме Никки и Майкла Дженкинсов, и все мы перебрали лишнего за столом с закусками, которые весь штат домочадцев готовил целых два дня. Никки занимается спасением животных с истинным фанатизмом, и стоит ей увидеть любого из братьев наших меньших, которому приходится плохо, как она тут же выкупает его у владельца. Вследствие этой привычки их сад был переполнен неимоверным множеством попугаев, спасенных кошек и избавленных от смерти кур. Симус, орангутан, с такой нежностью поцеловал мою молодую жену, что следы его зубов остались ей на память на несколько недель. В честь предстоящего торжества он был начисто вымыт с шампунем, но вел себя отвратительно: украл свадебный пирог, гонялся за кошками и кусал гостей за лодыжки.

Как и во всяком добропорядочном городе, в Медане постоянно проживал местный Мак-Киннон, и, как и у всякого добропорядочного Мак-Киннона, у Эда была настоящая волынка. К превеликой радости индонезийских извозчиков-бетча, глазевших на нас через стену сада, Эд вышагивал взад-вперед, и сипловатый вой его волынки заглушал резкие крики попугаев. Под хриплые звуки «Плача по Мак-Киннону» свадебный пирог разрезали традиционным малайским ножом-крисом и запили ромовым пуншем из серебряных кубков. Праздник удался на славу.

Все еще в угаре веселья мы уселись на лендровер Рийксена, на дверце которого красовалась панда — герб Всемирного фонда охраны дикой природы. Мы с бешеной скоростью промчались по городу, причем шофер умирал со смеху, слушая грохот и лязганье гирлянд консервных банок, которые были привязаны к машине, и видя, с каким ужасом местные жители смотрят вслед ненормальным европейцам, затеявшим очередную эскападу.