По следам сна

— Извините, фрейлейн, зачем волку в клетке пианино? Наверное, ему хотелось бы, чтобы принесли побольше еды.

— Это не обычный волк, — ответила фрейлейн. — Это волк музыкальный. Но пока что тебе не понять этого, дитя мое.

Скривив свои красивые губки, девочка проговорила:

— Наверное, так и есть: я еще многого не понимаю. Но если это музыкальный волк, пусть у него стоит в клетке пианино, я не против. Даже целых два! Но к чему вон та смешная фигура на этажерке? Она-то ему зачем, а?

— Это символ… — начала было объяснять гувернантка.

Но волк пришел малышке на помощь. Он прищурил влюбленные глаза и настолько внезапно вскочил на ноги, что всех троих на какое-то мгновение охватил страх. А волк, несколько раз потянувшись, направился к покачивавшемуся на неровном полу пианино и принялся тереться о него с такой силой, что пол заходил ходуном, пока этажерка не накренилась и с нее не упал бюст. От сильного удара о пол бюст Гёте разлетелся на три части, как само творчество поэта под пером некоторых критиков. Волк принюхивался по нескольку секунд к каждой из частей, потом с равнодушным видом отвернулся и подошел поближе к девочке.

Но сейчас в центре событий оказалась гувернантка. Она принадлежала к числу тех женщин, в груди которых, несмотря на спортивный костюм и короткую стрижку, тоже живет волк, она принадлежала к числу почитательниц и поклонниц Гарри и считала себя его духовной сестрой, ибо и ее душу разрывали разноречивые чувства и невзгоды. Правда, робкое предчувствие подсказывало ей, что ее добропорядочная и размеренная жизнь — это вовсе не степь, а светская жизнь — не одиночество, что у нее никогда не хватит мужества вырваться из этой размеренной буржуазной жизни — даже из отчаяния! — и совершить, подобно Гарри, смертельный прыжок в хаос. Нет, нет, так она, конечно, никогда не поступит. Однако степной волк всегда будет вызывать у нее симпатию и понимание, и она была бы рада показать ему это. Она так и млела от желания пригласить этого Гарри — когда он примет человеческий облик и облачится в смокинг — На чашечку чая и предложить ему поиграть Моцарта в четыре руки. И она тотчас же решила предпринять что-нибудь в этом направлении.

А восьмилетняя малышка тем временем успела привязаться к волку. Ее восхитило, как ловко умное животное сбросило с этажерки бюст, она сообразила, что это он сделал ей в удовольствие, что он понял ее слова и решительно встал на ее сторону. Но сломает ли он вдобавок еще и это дурацкое пианино? О-о, волк просто великолепен, какой он молодчина!

Гарри потерял всякий интерес к пианино, он плотно прижался к прутьям клетки, поближе к девочке, стараясь просунуть морду между прутьями, и призывно глядел на нее горящими от восхищения глазами. Этому призыву девочка была не в силах противиться. Нагнувшись, она вытянула руку и начала доверчиво поглаживать черный нос волка. А Гарри то и дело вскидывал на нее глаза, словно ободряя, и осторожно лизал маленькую руку своим теплым языком.

Заметив это, гувернантка набралась храбрости. Она решила тоже показать Гарри свои сестринские чувства, да, ей хотелось доказать ему, что они — родственные души. Торопливо достала из сумочки элегантную упаковку в шелковой с золотыми нитями обертке, сняла станиоль с дорогого лакомства, шоколадки в форме сердечка, и со взглядом, исполненным особого значения, протянула волку.

Гарри помаргивал глазами и продолжал молча лизать руку девочки; в то же время он ни на миг не упускал из виду гувернантку. И когда рука с шоколадкой оказалась на достаточно близком расстоянии, он схватил ее острыми зубами вместе со сладким сердечком. Все трое испуганно вскрикнули и отпрянули. Кроме гувернантки, правда; прошло еще несколько тягостных мгновений, пока она вырвала окровавленную руку из пасти своего братца-волка. Ладонь была прокушена в нескольких местах. Бедная гувернантка плакала от нестерпимой боли. Но именно эта боль раз и навсегда освободила ее от душевных терзаний. Нет, она не волчица, у нее нет ничего общего с этим диким зверем, который сейчас с удовольствием лакомился дорогой шоколадкой. Гувернантка решила немедленно перейти к активным действиям.

Вокруг них успели уже сгрудиться любопытствующие зеваки, привлеченные криками, в том числе и побледневший антрепренер. Отставив далеко в сторону — чтобы не перепачкать воскресное платье — кровоточащую руку, гувернантка с жаром прирожденного оратора уверяла всех, что не успокоится до тех пор, пока не отомстит этому злобному чудовищу. О-о, многие удивятся, когда узнают, какую сумму она потребует в виде возмещения за укус этой руки, способной усладить слух игрой на пианино. А волка чтобы непременно убили — на меньшее она ни за что не согласится!