Читаем По следам сна полностью

Итак, под руководством профессора Церкеля он изучал религию, но интересовался почти исключительно теми частью религиозными, частью магическими духовными упражнениями, с помощью которых народы иных эпох стремились к духовному постижению жизни и укреплению человеческой души в ее борьбе с природой и судьбой. В отличие от профессора его занимала не поверхностная сторона религий, философская и литературная, не так называемые мировоззрения; он пытался исследовать и познать подлинные, связанные с непосредственной жизнью приемы, упражнения и формулы: тайну воздействия символов и святынь, технику душевной концентрации, способы создания творческих состояний. Поверхностный подход, с помощью которого на протяжении целого столетия объясняли такие явления, как аскеза, экзорцизм, монашество и отшельничество, давно уступил место серьезному изучению. В то время Эдмунд как раз посещал церкелевский семинар для избранных, в котором, кроме него, принимал участие еще всего один студент-отличник, и был занят разгадкой смысла магических формул и тантр, найденных недавно в Северной Индии. Профессор проявлял к этим занятиям чисто исследовательский интерес, он собирал и классифицировал эти явления, как другие собирают и классифицируют насекомых. В то же время он чувствовал, что его ученика влечет к этим колдовским заклинаниям и молитвенным формулам любопытство совсем иного свойства, и он давно заметил, что ученик, благодаря более благочестивому характеру своих исследований, проник в некоторые тайны, которые оставались недоступны учителю; он надеялся еще долго сохранить у себя этого способного ученика и пользоваться плодами его сотрудничества.

Они были заняты тем, что расшифровывали, переводили и толковали тексты тех самых индийских тантр, и Эдмунд так перевел с праязыка одно из заклинаний:

«Если случится, что душа твоя занедужит и забудет о том, что ей надобно для жизни, а ты захочешь узнать, что ей нужно и чего она ждет от тебя, тогда очисти свое сердце от всего лишнего, задержи дыхание, вообрази, что внутри твоей головы находится пустая полость, погрузи в эту полость свой внутренний взор и приготовься к медитации, тогда полость вдруг перестанет быть пустой, и ты увидишь то, что нужно твоей душе, чтобы выжить».

— Хорошо, — сказал профессор и кивнул головой. — Там, где вы говорите «забудет», точнее было бы сказать «утратит». Вы заметили, что слово «полость» имеет тот же смысл, какой эти пройдохи-священники вкладывали в понятие «материнское лоно»? Эти парни и впрямь наловчились делать из довольно скучных инструкций по излечению меланхоликов замысловатые колдовские заклинания. Это «мара пегиль трафу гноки», напоминающее формулу великого заклинателя змей, должно быть, звучало таинственно и жутко для слуха несчастного бенгальца, которого они пытались оболванить! Сама по себе рекомендация очистить сердце, задержать дыхание и направить взгляд внутрь себя не представляет ничего нового, в заклинании № 83 она сформулирована куда точнее. Но вы, Эдмунд, конечно, и на сей раз придерживаетесь иного мнения? Что скажете?

— Господин профессор, — тихо заговорил Эдмунд, — я полагаю, что и в этом случае вы недооцениваете значение формулы; дело не в общедоступных толкованиях слов, дело в самих словах, к простому значению заклинания добавлялось еще кое-что — его звучание, выбор редких старинных слов, рождающее ассоциации сходство с заклинанием змей. Все вместе это придавало изречению его магическую силу.

— Если она у него была! — засмеялся профессор. — А жаль, что вы не жили в то время, когда эти заклинания были еще в ходу. Вы бы стали в высшей степени благодарным объектом для трюков сочинителей заклинаний. Но, к сожалению, вы появились на свет с опозданием в несколько тысяч лет. Спорим: как бы вы ни старались выполнить предписания этого заклинания, у вас ничего не получится.

Он повернулся к другому ученику и, пребывая в хорошем настроении, высказал немало интересных замечаний.

Тем временем Эдмунд еще раз перечитал заклинание, оно произвело на него особенное впечатление начальными словами, которые, казалось, имели отношение к нему самому и к тому положению, в котором он очутился. Он слово в слово произнес про себя формулу и одновременно попытался как можно точнее выполнить ее предписания.

«Если случится, что душа твоя занедужит и забудет о том, что ей надобно для жизни, а ты захочешь узнать, что ей нужно и чего она ждет от тебя, тогда очисти свое сердце от всего лишнего, задержи дыхание» и так далее.

Ему удалось сосредоточиться лучше, чем во время прежних попыток. Он точно следовал указаниям, и чувство подсказало ему, что как раз наступил такой момент, когда душа его оказалась в опасности и забыла о самом важном.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература