По следу «Аненербе»

Владимиру разрывом оторвало ступню и изрешетило осколками. Не приходя в сознание, он умер на руках у Вангола. Взрыв привлек внимание. Немцы пустили осветительные ракеты и ударили из крупнокалиберных пулеметов. Вангол и Арефьев, унося Осокина, залегли в перелеске. Немцы, вероятно, решили их взять живьем. Пулеметы умолкли. Несколько подразделений шли цепью, широкой дугой обходя их с флангов. Пришлось, наспех замаскировав тело погибшего, уходить назад, глубже в тыл, несколько дней путать следы, отрываясь от погони. Потом тихо вернулись, похоронили парня. Арефьев очень переживал гибель товарища. Они успели сдружиться. Вангол понимал, что эта смерть была случайной, но все равно корил себя за то, что не смог предвидеть роковую случайность. Он просто на время отвлекся, шел и думал об Ольге, а должен был, как это всегда было в бою, ощетиниться всеми чувствами, чтобы видеть и слышать, чувствовать надвигающуюся опасность тогда, когда она еще только возникла, когда ее еще можно остановить, нейтрализовать или уклониться от встречи с ней. Духи тайги наделили его этими качествами. Он мог. Он этого не сделал ненароком, нечаянно. Он просил за это прощения у погибшего Владимира Осокина. Отметив место захоронения на карте и в своей памяти, они пошли через линию фронта. Июньская ночь была на редкость темной. Они залегли перед самыми немецкими окопами, чтобы собраться с силами перед последним броском. Лежали на спине и смотрели в небо. Оно, затянутое низкими облаками, не пропускало лунного света и подсвечивалось снизу осветительными ракетами немцев, создавая фантастический эффект перевернутого мира. В нем вдруг вспыхивали и устремлялись вниз, мерцая и медленно падая, горящие ярким огнем фонари. Было около четырех утра. Вангол кивнул Арефьеву: «Пошли!» Бесшумно скользя по невысокой траве, они ползли, изредка замирая по сигналу Вангола. Вот и траншея немцев, рядом блиндаж и часовой, застывший у пулемета. Он не спал, внимательно смотрел в сторону наших позиций. Вангол хорошо видел этого немца. Зачем он сюда пришел? Молодой, еще не женатый, на руке не было обручального кольца. Зачем? Земли ему русской захотелось? Ну что ж, будет тебе земля… Вангол резко метнул нож, и часовой беззвучно сполз на дно траншеи, так и не осознав, что с ним произошло. Они перемахнули бруствер и оказались в траншее.

«Ну что, за Володьку?» – молча спросил Арефьев.

«Давай!» – также одними глазами ответил ему Вангол.

Они быстро приблизились к двери блиндажа, Вангол распахнул ее, и туда полетели две гранаты. Дверь на какие-то секунды захлопнулась, этого мгновения им хватило выскочить из траншеи, и уже под гулкие разрывы, поднявшие в воздух бревна блиндажа, они побежали вперед, к своим…

После подробного доклада о выполнении задания Красков долго молчал. Он поглаживал свои седые усы и внимательно читал письменный отчет Вангола. Дважды перечитав последний лист, он откинулся на спинку стула и, вытащив из портсигара папиросу, закурил. Вангол почувствовал его мысли.

– Здесь что-то не так… Что случилось во время перехода? Почему выходили с боем? – строго спросил Красков, вглядываясь в лицо Вангола.

«Старого не проведешь…» – подумал Вангол и, честно глядя в глаза начальника, соврал:

– Товарищ полковник, нарвались на секрет. Пришлось применить оружие…

– Ну-ну, что ж, плохо, очень плохо! Это свидетельствует о вашей слабой подготовке! Вы не заметили врага! Вы, разведчики! Я уже не говорю о потере Осокина! Все, разговор окончен. Три дня на отдых – и в лагерь, я вас лично готовить буду! Лично! Вы у меня фрица за версту чуять будете!

Вечером в столовой разведшколы помянули Осокина, втроем. Макушев накрыл стол, разлил водку.

– Вот судьба, второй раз парня хороним.

– Да, в этот раз не уберегся…

– Пусть земля ему будет пухом…

– Просто не повезло, случайность, напороться на мину любой из нас мог. Одной тропой шли. – Владимир положил кусочек хлеба на стопку погибшего.

– Ничего не бывает случайно, всему есть причина… – сказал Макушев, чем несколько удивил Вангола. Он сказал это очень спокойно и убедительно. Весомо.

Вангол тоже так думал.

– Я с тобой согласен, Степан, предотвратить его смерть я не смог.

– Наверное, этого бы никто не смог. За его смерть мы отомстим врагу, – закончил Арефьев и выпил водку.

Выпили, не чокаясь, все. Горькая прокатилась, обжигая, по горлу и зажгла теплом глубоко в груди, тихо рассасывая подступивший ком жалости и гнева, снимая с сердца тяжелую ношу утраты.