По следу крови

— Я не могу допустить и мысли о том, что ты встретишь другого мужчину, — сказал он Кэрол. — Пожалуйста, прости меня. Я и так наказан.

Что было делать? У них дети. И в который уже раз она простила.

В марте он вернулся в дом, но спать они продолжали порознь. К тому же она начала следить за одометром его мотоцикла, регулярно записывая показания. Правда, если пробег оказывался слишком большим, у него всегда находилось оправдание.

Она не знала, что он готов был ехать куда угодно в поисках девочек, если хотел показать им свои прелести. Неужели он способен взяться за прежнее? Наивная женщина! Разве нельзя на время отключить счетчик одометра? И, конечно, ей не понять, что где-то там есть другой — насыщенный — мир, принадлежащий только ему. А призрачные дни, проведенные с Кэрол в Сеновальном тупике, были для него лишь тенью жизни.

23. Доноры

Я так глубоко погрузился в кровь,

Что все равно не стоит возвращаться.

В. Шекспир. Макбет. Акт III, сцена 4[9]

К работе на донорских пунктах было привлечено около дюжины терапевтов. Некоторые из них имели хирургическую практику, лечили заключенных, проводили медосмотры и проверки на алкоголь. Труд их обходился полиции не очень дорого: семьдесят два фунта за два часа, а хороший врач мог обслужить за это время человек сорок.

Полицейские из следственной группы старались любым путем уговорить человека явиться на приемный пункт. Зайдя в отдел оперативной информации, в любое время можно было услышать:

— Какая у вас машина?

Или:

— А вы не хотели бы заодно навестить свою знакомую девушку, которая живет здесь?

Или:

— Разве мама не будет рада видеть вас?

Выезды за город Дерек Пирс называл скоростными гонками. Дело в том, что полицейским, колесившим по стране в поисках донорской крови, приходилось проезжать до пятисот миль в день. Денег на ночлег не давали, поэтому приходилось мчаться на бешеной скорости, чтобы вернуться домой не слишком поздно.

Поскольку сверхурочныые часы, работа по выходным и питание оперативникам не оплачивались, расследование обходилось налогоплательщикам Лестершира сравнительно недорого, тем более при таком размахе. Пирс только подхлестывал подчиненных:

— Наша цель не зарабатывать деньги, а раскрыть убийство. Или убийства.

Задерживаясь допоздна для выполнения какой-нибудь скучной административной работы, Пирс часто замечал, что после ужина некоторые члены группы возвращаются в следственный отдел.

— Разобраться кое в чем, — объясняли они Пирсу.

Очевидно, одна из женщин, работавших в группе, полагала, что ее отношения с сотрудником являются тайной для окружающих. Стоило всем уткнуться в бумажки, как она минут на двадцать выходила из комнаты. Всякий раз после ее ухода на столе одного из детективов звонил телефон, и разговор был очень продолжительным.

Однако присутствие пятнадцати сотрудников, казалось, стесняло его, и он не столько говорил, сколько едва заметно улыбался и словно подмигивал. Все отлично понимали, что происходит; не помогали конспиратору и фразы типа «Да, думаю, смогу удовлетворить вашу просьбу», «Всегда рад помочь. Всего хорошего!»

Спустя некоторое время детективы решили дать понять этой парочке, что прямо под носом у ветеранов сыска такие вещи не проходят незамеченными. Как-то вечером, когда все отправились в паб, полицейские вручили сотруднице подарок: две пустые консервные банки, соединенные пятидесятифутовым проводом. На одной банке был написан номер телефона ее возлюбленного, а на другой — номер того телефона, с которого она ему всегда звонила.

— Чтобы не ходить далеко и не стирать подошвы, — сказали они ей.

* * *

Многие из тех, кто не хотел сдавать кровь, были вычеркнуты из списков после подтверждения их алиби. Другие отказывались пройти тест не только по причине ущемления прав личности, но из-за панического страха перед иглой. Анализ слюны был хорошим запасным вариантом, но не обеспечивал тех данных, которые требовались для анализа ДНК по методу Джефриса.

Один донор позвонил и заявил, что не против сдать кровь, но не хочет, чтобы его кололи иглой:

— Поймите, — говорил он. — Я хочу помочь! Можно, вместо укола я приду и расквашу себе нос?

Другой просил:

— Не надо никакой иглы, пусть врач режет меня ножом. Я не против ножа. Я и сам могу себя дорезать!

Без всякого Фрейда полицейским становилось ясно, что у этих людей явная иглофобия, поэтому Пирс дал добро на эксперимент с одним из доноров.

Когда тот появился, Пирс ахнул: вот так детина! Настоящая громадина!

Здоровенный детина тем не менее страдал иглофобией.

— Мы сделаем надрез и выдавим всего несколько капель, — объяснил ему врач. — Потом проверим их на определенный фактор крови; если результат будет отрицательным, то этого достаточно, если положительным — вам придется прийти повторно для полноценного анализа, хорошо?

— Все что угодно, только не игла, — последовал ответ.

— Ладно, отвернитесь, я надрежу ваш палец.

Человек-гора отвернулся и сжал зубы. Врач надрезал палец и выдавил кровь.

— Готово.