По следу Саламандры

Грея Дориана была загадкой. Тем большей загадкой, что ее поклонники хотели знать о ней все. Она была талантлива. Она была прекрасна, она жестоко игнорировала все попытки получить о ней хоть какую–то информацию.

Понять что–либо можно, лишь зная, откуда это взялось, как развивалось, что сформировало это. Так говорит Традиция и простой здравый смысл.

Но Грея будто бы возникла из ниоткуда, вдруг, сама по себе, без предтеч и предпосылок. Она была данностью, она существовала, и только это можно было утверждать со всей убежденностью.

Возможно, репортеры всех миров и измерении одинаковы. Их различают только степень лживости и коэффициент добросовестности, импульс пронырливости и способность досаждать.

Возможно, во всех мирах и измерениях они задают одни и те же нескромные вопросы всем кумирам. Если в одном мире эти вопросы противоречат морали, а в другом Традиции, то звучат, по сути, одинаково.

Однако не в каждом измерении отыщется кумир, способный отвечать на вопросы так, как это делала Грея.

На вопрос о детях она ответила: «Я сама себе любимая дочка!»

И тысячи сердец, слышавших это и видевших взмах ресниц, дали сбой и забились чаще.

Женщина, которая если не отвергает материнство, но позволяет себе иронизировать по этому поводу — порочна. И тем самым лишь более привлекательна.

На вопрос о любви она заявила, что не знает такого чувства и даже сомневается, верно ли поняла вопрос.

Женщина, которая есть средоточие страсти и нежности, которая источник, и конечная цель, и вновь источник любви, вызывает бурю эмоций, если говорит, что не знает этого чувства. И каждый мужчина в глубине души мнит себя тем единственным, кто сможет разбудить ее, обратить и осчастливить.

О да! В жестокую игру играла Грея.

На пожелание прояснить столь двусмысленный ответ она невинно улыбнулась и сказала: «О, если бы я только дала вам шанс!»

Тысячи сердец провалились в холодные и сырые бездны.

На вопрос о главной теме ее творчества она ответила: «У меня есть лекарство, но я не знаю, что оно излечивает? Я даю его всем желающим понемногу и жду, что же будет».

«Любая девушка может быть обворожительной, — сказала она пятнадцать лет назад. — Все что нужно — это красиво стоять и выглядеть глупышкой».

С тех пор она не изменилась. Та же танцующая походка вприпрыжку по кромке сцены. Тот же завораживающий голос, в котором всегда найдется пара нот выше, когда кажется, что предел уже достигнут, и всегда обнаруживается бархатное одуряющее придыхание в конце спетой огромной фразы, когда уже, кажется, нет и не может быть воздуха в легких.

Те же лучистые глаза, в которых непобедимая радость познания мира соседствует с недоумением ребенка, которого предали впервые в жизни.

И конечно же, конечно же, конечно же то же вызывающее пристрастие к наготе на сцене, и то же необъяснимое неприступное целомудрие в миру.

Говорят, кто–то выиграл сотню аникорнов, угадав, какой предмет туалета она скинет с себя следующим. Но как бы то ни было, к концу третьей песни она оказывалась голой или почти голой, а на четвертую выходила в новом наряде.

О, эти ее скандально дорогие наряды продавались с торгов за безумные суммы. Она не надевала один туалет больше чем на три песни!

Тридцать зодиаков назад она стояла на сцене, раскинув руки…

На ней были черные лаковые сапожки с медальонами накладного серебра и кроваво–красный шейный платок с узелком на яремной вене. Она впитывала обожание всеми порами обнаженной кожи. Слеза катилась.

— Именем ангела Последнего Дня! — прошептала она.

Ближе к ночи лекарь, вышедший из ее гримерной, диагностировал нервное расстройство на основе комплекса уродства.

«Она считает себя калекой. — бормотал он, стараясь не встречаться ни с кем взглядом. — Но это противно всякому здравому разумению.. Она — совершенство!»

Увы, сам доктор в этот миг выглядел как помутившийся умом.

То было тридцать зодиаков назад. С тех пор она не изменилась. Она вновь поет о кукле Смерти, и зал подпевает безмолвно — одними губами, словно тысячи людей шепчут одну молитву, и этот же зал ревет, как Дикая Охота, едва она смолкает.

«Я — урод. Жизнь — гниение. Мой последний герой — могильный червь», — эти слова принадлежат Хэди Грее Хелен Дориане женщине–празднику, женщине–приключению, ангельским голосом поющей адские песни на божественную музыку.

Принято считать, что красота и ум — понятия несовместимые.

Это придумали некрасивые кретины, но это убеждение оказалось удобным.

Трудно поверить, что в годы Восточной войны эта блистательная красавица изобрела сигнальное устройство, с помощью которого обеспечивалась секретность военной связи.

Вообще судьба ее удивительна. Вся жизнь Хэди Грей Дорианы полна невероятных событий, легенд и скандалов.

Где и когда будущая знаменитая актриса появилась на свет — неизвестно. Не существует ее изображений в детском и подростковом возрасте. Пятьдесят лет назад сыщик Уоррен Релей вытащил ее из подростковой банды. И тогда она была тощей, злой и сутулой. Но в остальном — такой же, как и теперь. По версии, которую распространил импресарио Оутс Мэдок — то была не она, а ее мать.