— Не поможет, — зло оскалился дворецкий, — будь он хоть сам шеф Лонг–Степ, рано или поздно я добьюсь того, чтобы он объяснился со мной, и уж поправлю ему улыбочку!
— Прошу прощения. — Поланик не хотел, чтобы гнев начальника перекинулся на него, но любопытство, похоже, было сильнее опаски, — а что приказал босс?
— Босс? А твоего ли ума дело, что мне приказал босс?
— Прошу прощения, сэр.
— Босс сказал, что я должен выпроводить этого мастера вынюхивать.
— И всё?
— Не всё.
Дворецкий подумал и сказал задумчиво:
— Не всё. Босс сказал, что антаер все равно вернется и проникнет в дом.
— Даже так? — Поланик не скрывал растерянности.
— Но я заверил, что никто не проникнет в дом. Так что не своди с этого хлыща взгляда. И если что — телефонируй немедленно. Я буду у себя.
— Всё стоит, — вздохнул наблюдатель.
— Он терпелив. Недаром его прозвали Белым Волком.
— Тот ли это Кантор, которого прозывают Пешеходом?
— А есть другой?
— Нет… Просто не верилось…
— Теперь верится?
— Теперь верится, что Пешеход вернется, если задумал вернуться. И будет говорить с боссом, сколько бы я ни торчал тут с трубой.
— Откуси себе язык, трепло!
Наблюдатель счел за благо заткнуться. У его начальника была тяжелая рука и богатый опыт в причинении увечий в воспитательных целях.
Пока их взоры были прикованы к кусту можжевельника, Кантор, ничуть не ощущая дискомфорта от холода, в своем шерстяном фроккоте, приблизился к особняку, словно тень, невидимый и неслышимый.
Еще при первом посещении дома он наметил пути подхода на этот случай. Он вовсе не был расположен играть в игры. Однако разговор с Мэдоком был необходим для расследования. Кантор должен был проверить свои предположения, а кроме того, долг диктовал ему не только предупредить богача, но и доказать ему, что своими силами тот не сможет себя защитить, а значит, должен оказать всяческую помощь следствию.
Кантор нуждался в привлечении к поискам беглеца Флая и человека–саламандры любого, сколь угодно значительного количества ресурсов, из каких бы источников они ни были почерпнуты.
Избыточный декор здания позволял влезть по стене. Практически с любой стороны здания были уступы, подобные лестницам, чем мог бы воспользоваться и не такой тренированный и опытный человек, как антаер.
Об этом, разумеется, должны были знать и люди Мэдока, но Кантор вычислил место, где его не могли видеть.
Легкий и быстрый, Кантор взлетел на крышу навеса, под которым осматривал паромотор, скользнул тенью к стене, под той самой башней, где беседовали дворецкий и наблюдатель, как раз в тот момент, когда говорили о нем, а еще через мгновение, не дав себе передышки, очутился на балконе над портиком фасада.
Сейчас ему, как он предвидел, предстояло столкнуться с кем–то из охраны.
Охранник таился в темной зале, за многостворчатыми дверьми балкона. Антаер почувствовал прилив вдохновения!
Он вынырнул из тени, после чего, не таясь, продефилировал по балкону, имитируя походку дворецкого. Шаги вразвалку и бережное отношение к больным коленям он подметил, провожая взглядом дворецкого в холле.
К таким уловкам Кантор прибегал еще в молодости. Это было не трудно. Не то чтобы всегда срабатывало, но чаще всего удавалось.
Тем более что роста он был почти такого же, как дворецкий, фроккот носил сходного покроя, а выглядеть более грузным и демонстрировать замедленную пластику движений, присущую очень сильным людям, было не сложно и куда менее искушенному человеку, чем он.
Прошагав из конца в конец балкона, Кантор прильнул к стене и стукнул в стекло костяшками пальцев.
Охранник в темной зале, совершенно не озадачившись вопросом, что делает на балконе его начальник, подошел к двери, повел носом влево и вправо, никого не увидел и, отперев дверь, высунулся наружу.
— Босс? — тихонько спросил он, и его череп столкнулся с тяжелым кулаком Кантора.
Не охнув и не издав звука громче, чем тот, что издает мешок с крупой, оброненный портовым грузчиком на пирс, бодигард провалился внутрь здания. Путь был свободен.
«А ведь Флаю и этого не потребовалось бы, — подумал Кантор с недобрым удовлетворением, — а туда же — защита и охрана, дом мой — неприступная крепость…»
Никто не высказывал антаеру этих резонов и аргументов, но он и так знал, что думали хозяин и охрана дома.
Антаер присел на корточки над телом. Проверил пульс и место удара. С неделю поболит голова, поставил он диагноз.
Потерпевший был в надежном нокауте. Кантор ничуть не смутился тем, что нанес ущерб и без того не слишком надежной охране господина Мэдока. Сняв шелковый шарф с шеи поверженного, Кантор проверил его прочность и остался удовлетворен.
Связав руки охранника, не столько с целью обезопасить тыл, сколько стараясь тем самым нанести больший психологический ущерб спесивому дворецкому, Кантор констатировал: «Если не можешь быть добрым — будь осторожным и жестоким!»
Он осмотрелся в темной зале.
Большой стол. Несколько кресел. В беспорядке много стульев. Два буфета в переплетах граненого стекла с башенками и вазонами.