В моей душе теплилась надежда, что мне удастся «проскочить» через возрастные барьеры и вместе с Александром Ефимовичем попасть на передовую.
Но, к сожалению, все мои дальнейшие попытки также закончились неудачей.
– Молод еще! – слышал я один и тот же ответ на мои просьбы отправить меня в Действующую Армию. – Жди своего времени!
А вот мой отец ушел на фронт в августе 1941 года.
Однажды я поздно вечером вернулся домой. Родители не заметили, как я зашел в дом. Мама сидела в дальней комнате за столом и тихо плакала. С порога я услышал их разговор:
– Ладно слезы попусту лить! – сердился отец. – Что ты меня заживо хоронишь?!
Меня как громом ударило! Неужели и в наш дом пришла война?! Несмотря на то, что я сам рвался на фронт, мне вдруг впервые по-настоящему стало страшно. А что, если я никогда больше не увижу отца? К тому времени во многие дома успели прийти зловещие похоронки.
– Да как же не плакать? – всхлипывала мама, утирая краем платка слезы. – Что же я одна делать буду?
– Ничего, не пропадете! Николай за старшего остаётся. Валентин на ноги становится. Вместо одного мужика – сразу два будет!
Внешне отцовское лицо было спокойным. Он старался не давать волю своим чувствам и эмоциям, но по дрожанию уголков его рта, который был плотно сжат, чтобы не выдать своего волнения, можно было легко заметить, как ему тяжело.
Услышав скрип половиц, отец обернулся и увидел меня в дверном проеме.
– А! Вот и сын пришел! – как ни в чем не бывало, улыбаясь, обратился он к маме. На его лице появилась натянутая улыбка. – Накрывай, мать, на стол. Ужинать будем.
Мое появление для него в тот момент было как раз кстати – можно было перевести разговор на другую тему:
– Давеча разговаривал с председателем. Он сказал, чтобы ты принимал у меня ключи. Вот так! Так что сдаю тебе должность. Завтра пойдем в правление и решим все формальности.
В январе 1941 года я окончил межрайонные курсы счетных работников, поэтому мне, как говорится, сам Бог велел заниматься этим делом после отца.
Так я «по наследству» стал счетоводом Балахонинского колхоза.
Через месяц мы с Виктором Деминым вновь отправились в райвоенкомат. И вновь – отказ. В этот раз с нами никто даже разговаривать не стал, так как наши физиономии до такой степени там примелькались, что, завидев нас, военкоматские работники скривили улыбки:
– Что, опять на фронт собрались, «герои»? Вам же русским языком сказали – рано!
Раздосадованные неудачей, мы сели на ступеньках военкомата и угрюмо молчали. Злость и обида душили нас, внутри гасла последняя надежда.
И вдруг Виктор вскочил, хлопнул себя ладонью по лбу и радостно воскликнул:
– Есть!
Прозвучало это так, будто на его месте сейчас был сам Архимед, выскочивший голый на улицу с криком: «Эврика» («Нашел»)!
– Что «есть? – тупо посмотрел я на него, совершенно ничего не понимая.
– Есть способ попасть на фронт!
Я безнадежно махнул рукой:
– Мы с тобой уже всё перепробовали.
Он заговорщически подмигнул мне:
– Всё да не всё! Мы с тобой комсомольцы?
– Комсомольцы, но и что из этого?
– А вот что. Слушай и запоминай. Мы сейчас с тобой идем в Чернухинский райком комсомола и требуем, чтобы нас отправили в Действующую армию по комсомольской путевке. Понял?
Его идея вызвала во мне только смех.
– Ничего не получится! Это тебе – не Днепрогэс или Магнитка, куда можно было уехать по комсомольской путевке, а фронт, передовая. Понимаешь ты это, соленая твоя голова? И пока нам с тобой не исполнится по 18 полных лет, мы и думать не можем об этой затее. Хватит, три попытки сделали. Если военком отказал, то секретарь райкома и подавно откажет и отошлет куда – нибудь подальше. Тебе же ясно сказали: «Не-при-зы-вной возраст!» Понял? – по слогам продиктовал я ему последнюю фразу.
– Так ты хочешь на фронт попасть или нет? Только говори честно, – не унимался друг.
– А то ты сам не знаешь! – даже обиделся я на него. – Конечно, хочу. И вообще, не трави душу, и так без тебя тошно.
– Спокойно! Главное – не падать духом! – назидательным тоном произнес Виктор.
На его лице было такое умиротворенное и самодовольное выражение, что нетрудно было догадаться: он сейчас выдаст очередную авантюрную идею, которой очень гордился в тот момент. Виктор был горд тем, что эта мысль пришла в голову первой именно ему, а не мне Что ж, подумал я, пусть чувствует себя гением. И вообще, кем хочет, тем пусть себя и считает, если ему так хочется.
А его распирало изнутри от желания рассказать все по -порядку.
Не знаю, есть ли чудеса на свете, но из райкома комсомола нас не выгнали. Все произошло иначе.
Утром следующего дня мы стояли перед входной дверью райкома, не решаясь войти. Кроме нас, там таких как и мы, «непризывников», было немало. Были даже такие, кто выглядел значительно моложе нас с Виктором.
Перешагнув порог, мы оказались в самом настоящем «муравейнике». Люди сновали по коридору туда-сюда, заходили и выходили из одних дверей в другие. В коридоре вдоль стен стояли молодые ребята.
Подойдя к двери с табличкой «Приемная комиссия», Виктор ткнул пальцем:
– Здесь!