Главарь удивленно вскинул вверх брови. В его взгляде слилось воедино непомерная злоба, ярость, бессилие и в то же время любопытство. Он размышлял над сказанными лейтенантом словами. Что означает эта фраза? Уж не хотят ли его отпустить восвояси?
Антонов, словно читая мысли Григорука, продолжал:
– Объясняю: ты захватил в плен красноармейцев, которые благодаря беспечности и ротозейству твоих олухов бежали и привели в банду «москалей», что позволило тебя и твоих зверенышей захватить в плен. А теперь главное: мы отпускаем тебя на свободу. Но учти, только тебя одного. Понимаешь? Пусть твои же «братья» расскажут в банде почему тебя и их тоже отпустили с миром, какую «услугу» ты нам «оказал». Конечно, не задаром, а при одном условии – в обмен на информацию о других бандах. От тебя требуется только одно – согласие работать на НКВД. Хотя скажу прямо, твое желание уже не имеет никакого значения…
И тут Григорук понял план Антонова.
– Вербуете? Нет, гады, ничего у вас не получится! – прохрипел он, напрягая мышцы рук так, что веревки, которыми он был накрепко привязан к стулу, врезались ему в кожу.
Он попытался было встать, но стоявшие сзади часовые с силой надавили ему сверху на плечи, посадив на место. Главарь бешенствовал, потому что впервые в жизни чувствовал себя беззащитным. И это обстоятельство еще больше приводило его в ярость.
– …А для «достоверности», – продолжал Антонов, – мы сообщим другим бандам несколько паролей, явок, мест базирования ваших банд. Но сделаем это так тонко, что комар носа не подточит. К примеру, организуем «случайный» перехват нашей секретной почты вашими людьми. Вашим людям попадет в руки «донесение», в котором будет сказано, что все эти сведения стали известны нам лишь благодаря «активной помощи» Григорука. Как ты знаешь, у нас тоже есть свои люди в ваших рядах. Твое имя, Григорук, и после смерти станет синонимом предательства. Еще хуже, чем имя Иуды. Ну как, нравится наш план? Как я понимаю, он выдержан строго в духе вашего же приказа №23?
Григорук сидел неподвижно. И если бы не прочные веревки, он давно бы перегрыз зубами горло кому-нибудь из бойцов или самому себе вены на руках.
– Ничего у вас, москали поганые, не получится! Григорук никогда не был предателем! Это все знают! Как я вас всех ненавижу! Сколько я вас перевешал, да видно, мало.
Таких бандитов как Григорук никогда уже нельзя ни перековать, ни перевоспитать, ни переделать. Их можно было только сломать. Они взяли в руки оружие исключительно из идейных соображений, собрав вокруг себя таких же фанатиков-единомышленников, готовых убивать, насиловать, грабить каждого, кто хотя бы добрым словом обмолвился о Советской власти. Они воевали «во имя народа» и «от имени народа». И в то же время убивали этот народ, «полномочиями» которого они пользовались. Говоря о любви к украинцам, Григорук и ему подобные иуды на самом деле – отъявленные националисты. Их вера была твердой и непоколебимой. Порой она доходила до мистицизма и кликушества. Их можно сравнить разве что с католическими инквизиторами средневековья, преследовавшими каждого, чьи взгляды расходились со взглядами католической церкви.
Беспощадные расправы бандеровцев вызывали панический страх у населения, особенно у крестьян, живущих, как правило, среди гор и лесов, оторванных от центра и фактически разобщенных, безоружных, беззащитных.
Но нити, связывающие бандитов с местным населением, постепенно ослабевали – люди видели неминуемый крах оуновского движения и уже не желали им помогать. Наоборот, все чаще и чаще оказывали нам помощь в борьбе с бандеровщиной.
Постепенно разлагалось само движение украинских националистов и изнутри. Животный страх перед грядущей расплатой заставлял многих бандитов отходить от вооруженной борьбы, но, как правило, таких людей настигала смерть от пули главаря или его подручных, поэтому в подполье начинали зреть ждущие своего взрыва противоречия во взаимоотношениях между бандитами.
Поначалу круговая порука, принцип «смерть за малейший намек на отход от движения» должны были, по мнению руководства ОУН, укрепить дисциплину, удержать её членов в своём стане, но на деле всё выходило наоборот – все эти чрезвычайные меры расшатывали и без того неустойчивое положение националистической организации.
Враг становился хитрее и изворотливее. На место шантажу, подкупу, угрозам приходили клевета, науськивание, ложь, игра на честолюбии – всё шло в ход ради достижения выгоды.
На какое-то время, действительно, удалось укрепить дисциплину, остановить развал и затормозить распад оуновской клики. Даже наметилась некоторая стабилизация положения.
Используя этот момент, мюнхенские руководители давали советы, как сохранить организацию. Видимо, еще тогда, словно предчувствуя крах третьего рейха, хотели сохранить в Советской России свое «подразделение», действующее под крылом империалистической разведки. Задача этого «подразделения» должна остаться прежней – свержение Советской власти, «освобождение» Украины от «гнета России».