По следу «Серого». Автобиографическая повесть (книга первая)

Давно такого не было, чтобы бандиты столько дней не напоминали о себе. Не иначе, новую пакость задумали совершить, а пока собирали силы для нового удара, размышляли мы? Только где и когда?

Используя нежданно-негаданно возникшее затишье, мы наконец-то занялись приведением в порядок своего спортивного городка и сооруженной недавно 800-метровой штурмовой полосы. Об этом и состоялся на заседании комсомольского бюро разговор.

Мне, комсоргу минометной роты, часто приходилось принимать участие в заседаниях бюро и комсомольских собраниях батальона, на которых обсуждались вопросы повышения боеготовности, совершенствования полевой выучки, профессионализма и мастерства бойцов, их физических качеств.

Иногда нас и критиковали. Например, за то, что мы, увлекшись оперативно-служебной деятельностью, забывали про учебу и «не учитывали того, что от боевой выучки зависят результаты проводимых операций».

В годы войны боевая учеба ни на минуту не замирала. Штабисты строго следили за тем, чтобы темы занятий своевременно и качественно отрабатывались. Командирам подразделений даже рекомендовано было брать с собой на операции журналы учета занятий, чтобы в перерывах между боями заниматься по тематике занятий с бойцами. Сегодня многим это может показаться странным, но именно так и было. Боевая подготовка не прекращалась ни на минуту. Ведь операции длились по несколько дней, и порой до двух недель мы жил во временных гарнизонах.

Мы, солдаты, упрекали своих командиров и начальников в излишнем формализме, бездушии, черствости, короче говоря, во всех смертных грехах. И как только заходила речь о занятиях, на наших лицах появлялось тоскливое выражение. Уж лучше – на операцию, чем на плац или тактическое поле. Но наши командиры думали иначе. Они не давали нам расслабляться, гоняя до седьмого пота в «атаку», заставляли отражать нападение «противника, то «применившего» химическое оружие, то внезапно «напавшего» на гарнизон.

После короткого разбора занятий все вновь повторялось сначала. Затем – приведение оружия, техники и матчасти в порядок, и – в классы для изучения уставов, наставлений, инструкций. Так продолжалось три месяца, пока не наступили перемены.

Обычно командиры взводов ложились спать через час полтора после отбоя, убедившись, что во вверенных им подразделениях все нормально. Но в последнее время, пользуясь затишьем между боевыми операциями, они все чаще стали засиживаться до поздней ночи в канцелярии роты, составляя всевозможные планы обороны мест расположения подразделений, стараясь предугадать самые различные варианты действий противника. Всё это происходило при закрытых дверях, поэтому никаких подробностей мы, естественно, не знали. Не положено солдату знать лишнего, ибо, как учил нас командир отделения: «Солдат должен твердо знать две вещи: свое место – в строю и ближайшую задачу в бою, остальное – до него доведут дополнительно».

Но по черновикам записей, оказавшимися за ненадобностью в мусорной корзине мы, уборщики помещений, догадывались, что затевается очередной «бой». Будучи людьми любопытными и наблюдательными, мы понимали, что в ближайшие дни нас ждут какие-то перемены.

…Сигнал тревоги прозвучал в самый неподходящий момент. 5 часов утра – это то время, когда к солдату приходит самый сладкий и самый желанный сон.

Несмотря на то, что спать командирам в эти сутки довелось не более двух часов, они уже стояли на плацу полностью экипированными с хронометрами в руках. Каждый из них контролировал выход по тревоге своего подразделения.

Бойцы, еще не отошедшие ото сна, с выпученными глазами выбегали из казармы и ничего понимали, что же случилось: боевая тревога или учебная? Собрав в охапку оружие, вещевые мешки, саперные лопатки, сумки для магазинов, противогазы, мы пулей пролетали мимо дневального, рискуя задеть его чем-нибудь из снаряжения.

– Ну чё встал на проходе, отойди в сторону! Не видишь, мешаешь? – сердито ворчали мы на своих товарищей, замешкавшихся было в «оружейке». Для нас в утренние часы, а особенно в такие моменты, любая мелочь представляла серьезный раздражитель.

Выбежав на плац, побросав на землю все, что было в руках, мы начинали надевать на себя всю амуницию и продолжали теряться в догадках:

– Мужики, зачем нас подняли в такую рань? Али случилось что?

– Случилось, случилось. Сейчас все узнаем.

– Наверное, опять банда объявилась!

– Смотрите, а ведь кроме нас больше никого не подняли по тревоге. Одни мы, минометчики.

– И то верно! А где же стрелковые роты?

– А может быть, их раньше увезли на операцию?

Но бдительные и строгие командиры отделений не дали продолжить нам до конца выяснить картину. Началась перекличка:

– Отделение, равняйсь! Смирно! Красноармеец Феськов!

– Я!

– Горбунов!

– Я!

– Усанов!

Молчание.

– Красноармеец Усанов! – голос сержанта зазвучал уже более жестко, и все мы повернули головы в сторону левого фланга строя, где должен был находится Усанов. Его там не было.