По следу «Серого». Автобиографическая повесть (книга первая)

Наши новички, одним из которых был Усанов, еще не успели полностью войти в ритм армейской жизни и часто попадали в щекотливое положение. То, что для нас, бывалых солдат, было, как говорится, раз плюнуть, для них – труднейшее дело. Часто эти «желторотики» становились объектами для безобидных шуток. Бывало, мы подтрунивали над ними, но грани дозволенного никогда не переступали, понимали, что когда-то и сами были такими как они.

Война научила нас: поднимаясь по тревоге, мы бежали во весь опор, механически надевая на себя обмундирование, снаряжение, даже нисколько не задумываясь над своими действиями – до такой степени они были отработаны многочисленными тренировками. У молодых же солдат путь от кровати до плаца напоминал настоящую полосу препятствий: то портянки неправильно намотают и поэтому по пути в оружейную комнату они обязательно размотаются, отчего новичкам приходилось то и дело останавливаться и приводить обувь в порядок. Или, вбегая в «оружейку», солдаты часто сталкивались с теми, кто уже выбегал наружу. На каждом этапе этого «стипль-чейза» терялись не только драгоценные секунды, но и… что-нибудь из снаряжения.

Последним, «прикрывая тылы», неизменно следовал наш старшина Агишев, державший в руках потерянные кем-либо из новичков элементы экипировки. Мы помнили его знаменитую присказку, которая звучала экстравагантно, даже несколько грубовато, но мы к ней настолько привыкли, что воспринимали ее как «общепринятую команду» из устава. Слова звучали хлестко:

– А ну, живо в строй, гавно такая!

Никто на это не обижался, потому, что знали, что он человек 6eззлобный, а присказка нас больше забавляла и смешила, чем вызывала страх или боязнь.

По национальности Хамид Хасьянович был то ли мордвином, то ли татарином, поэтому говорил по-русски с некоторым азиатским акцентом, свойственным жителям этого региона, и мы прощали ему все погрешности в русском языке. Наши ротные острословы частенько копировали Агишева, изображая его интонации, слова, выражения, что вызывало веселье и смех среди бойцов.

Характер у Агишева был строгий, но это нисколько не мешало ему быть справедливым и заботливым человеком.

В определенные моменты в нем проявлялась и такая черта как честолюбие. Иногда нам казалось, что он упивается возможностью повелевать нами. Но в то же время сам Агишев всегда был готов выполнить любое распоряжение, отданное ему старшим начальником.

Исполнительность Агишева старшины поражала нас своей безграничностью и безотказностью. Секрет его службизма был прост: он всегда стремился делать все лучше других и добиваться большего, чем другие, часто сопряжённое с жаждой известности, славы, почестей. В этом проявлялся его национальный характер.

Наградной лист на старшину роты 82-мм минометов 237-го ОСБ 23-ей Стрелковой Бригады ВВ НКВД старшего сержанта АГИШЕВА Хамида Хасьяновича.

В 1938 году Агишев окончил полковую школу Ленинградского военного округа в г. Пушкин. Он понимал, что дальше той ступени служебной лестницы, на которой он находился, ему не подняться – это был его предел, поэтому и не страдал «звездной болезнью», «не лез из кожи вон», чтобы выслужиться перед начальством ради карьеры. За что мы все его уважали. При этом старшина был для нас хорошим товарищем. Достаточно вспомнить небольшой, но характерный пример.

Краткое изложение подвига (боевых заслуг) старшего сержанта Агишева Х. Х. 

Документ опубликован на сайте «Память народа 1941—45»

В октябре 1944 года, убывая в отпуск в Москву, Агишев собрал все наши письма и увез их с собой в столицу, чтобы там опустить в почтовый ящик. Мы знали, что в этом случае их не коснется рука военного цензора, безжалостно вычеркивающего все, что, по его мнению, могло составлять военную тайну. Старшина сознавал, чем может обернуться для него это нарушение, и, тем не менее, взял наши «треуголки»69 и уложил их на самое дно вещевого мешка. Уж как он это сделал, для нас оставалось загадкой, ведь на конвертах и письмах-треугольниках должен был стоять почтовый штемпель с номером военно-полевой почты и штампик «Просмотрено военной цензурой».

Я хорошо помню как в первые месяцы войны, направляя письма отцу на фронт, я указывал истинный адрес доставки: «Д.К.А (Действующая Красная Армия), порядковый номер ППС (почтово-полевая станция или полевая почтовая станция), номер полка и конкретное место его службы. По ним мы могли отслеживать весь путь, по которому он шел по военным дорогам.70