По средам мы носим чёрное (СИ)

Нирик словно учуяла изменение в мыслях расслабленной самой себя же. Только вот та была настоящей, а не какой-то темной энергией, заключенной в гладкой серебристой поверхности. Так себя оценивала отделившаяся часть в голове Кирин. Она стала ее спутницей, давней подругой, самой сущностью.

Даже иногда думала и действовала самостоятельно, заполучая контроль над телом Димитровой. Как бы Нирик хотелось вырваться, вдохнуть свежий воздух, дать собственной силе разгуляться. Нужна жертва. Нужно принятие. Явное согласие. Лишь бы та, другая, окончательно выбрала сторону.

— Он на моей стороне. И я не трону его…

— Уверена? А если нет, то что? Убьешь пупсика? — Нирик больше всего на свете желала вырваться из плена. Стать одним целым с ведьмой по ту сторону зеркала.

— Хэльвард — мой Страж, я уверена. Не могу его убить.

— Не можешь?

— Не хочу! — Димитрова расплылась в улыбке. — Я не хочу его убивать. Ты ведь слышала Эриду, Темные становятся сильнее, когда обретают своего Стража. Когда соединяются с ним. Я его Выбрала, теперь Хэльвард должен Выбрать меня.

Отражение криво улыбнулось. Нирик совсем не понравилась идея о соединении с каким-то волшебником. Им не нужен третий. Им никто не нужен.

Димитрова продолжила разглядывать каждую черточку на искаженном лице. В руках горел и сиял хаос, расползаясь фиолетовым светом. Вот где будущее, и северянину придется принять его. Стать на ее сторону. Иначе никак.

— Не ревнуй, Нирик. Мы славно повеселились вместе, но теперь у меня свой путь, у тебя свой.

Она сощурилась и наклонила голову в бок. Провела длинным змеиным языком по гнилым зубам.

— Ты так в этом уверена, малышка. Аж тошно. Мы обе прекрасно понимаем, куда ты приползешь, когда твой пупсик предаст тебя.

Димитрова сжала зубы. Мерзкая, мерзкая дрянь! Как смела она такое говорить о Хэльварде. Тот всегда приходил, всегда прощал, всегда был рядом. Единственный, кому была позволена аппарация в Червен, кроме нее и Оуэна.

Даже думать об этом нет смысла. Он мой! Мой! А теперь перейдем к более приятным делам.

— Приведите сюда грязнокровку!

Голос разошелся по всем стенам, призывая своих приспешников. Девчонка уже точно пришла в себя, столько магии пришлось влить в ее ослабленное тело. Обряд требовал, чтобы жертва была не просто живой, но и здоровой. Хотя бы относительно. Она должна выдержать весь ад, что для нее заготовлен.

Кольцо дрожало и в любой момент могло развалиться, ведь ненаполненное фиолетовым свечением по самые края огранки оно было слишком уязвимо. И являлось уже частью вшитой в руку волшебной палочки. Точнее того, что от нее осталось.

Димитрова присмотрелась к старому поблекшему шраму. В голове пронеслись воспоминания, как отец разрезал плоть и пытался вживить древко для усиления магических способностей. Ни дуб, ни клен не прижились. Потом были береза, липа и орех. Наконец, отец понял, в чем загвоздка. И тогда в кровоточащую рану он проталкивал сердечную жилу дракона и оставшиеся щепки.

Звук скрипящих петель вырвал Кирин из старых воспоминаний. Блейк толкал вперед грязнокровку, которая еле передвигала ногами. Ее глаза закатывались, а руки безвольно свисали по бокам. Нирик первая обернулась посмотреть на истощенное тело. Серая кожа, потускневшие волосы, под ногтями запеклась кровь.

Димитрова не могла сдержать улыбки. Быстрый взгляд в зеркало. Нирик жадно прижималась к холодному стеклу, а в безумных глазах плескалось нетерпение. Как удачно сложились все обстоятельства. Грейнджер была грязнокровкой, а значит, выдуманная легенда для Оуэна работала как часы. Малфой, как и предполагалось, таскал склянки словно по расписанию и помог раскрыть идиотские сейфы умнейшей ведьмы.

А та… Во имя магии, та умудрилась впитать столько хаоса, сколько ни один артефакт не мог создать. Все идеально. Просто идеально. Еще один шаг и победа окажется прямо в руках.

— Как невыносимо приятно смотреть на тебя, милочка. И чувствовать запах разложения, гнили и смерти. Я уже вижу, как она протягивает костлявые руки за твоей пропащей душонкой. Хотела взглянуть на великую Героиню войны в последний раз.

— Я не смогу убить тебя. Но он сможет, — еле слышно прошептала Гермиона, облизывая сухие губы.

— Кто? Твой мальчик с обложки? — Кирин встала с кресла и подошла вплотную. — Боюсь, у него сейчас другие дела. Да и… Разве ты не ощущаешь сковывающий холод? Не видишь за окном плотный туман? Кольцо темной души призывает дементоров. Искренне надеюсь, что они смогут полакомиться последним из рода Малфой.

— Он придет за мной, — Грейнджер тяжело дышала. — Мы связаны. И тебе должно быть известно, что именно это значит.

Димитрова презрительно отвернулась. Если Малфой стал Стражем для грязнокровки… Нет. Нет! Страж может быть только у Кирин. Только она может обладать бесценным даром. В зеркале Нирик зашипела и начала скрести ногтями стекло, а ее глаза налились кровью.

Расскажи ей. Скажи, скажи, скажи, скажи! Пусть знает, что мы сделали! Пусть задохнется от страданий!

— А тебе известно, чем именно занимается Малфой?

Гермиона не ответила, а лишь улыбнулась одним уголком губ. Так, как это делал Драко.