По старой дороге далеко не уйдешь

Иван не оправдывался, не просил прощения, говорил прямо, предоставляя Прутикову самому сделать выводы.

До того, как вызвать Буданова, профессор полагал «проработать» его на партийной группе, но теперь передумал. Самое лучшее было бы примирить его с Кочкаревым.

— Все-таки вы должны были выполнить распоряжение заведующего, потом уж обжаловать, так ведь? — Он взглянул на Ивана, рассчитывая, что тот должен с ним согласиться.

— Возможно, я так и сделал бы, если бы это не становилось системой, шаблоном. Я отказался после того, как только что выполнил подобное распоряжение. А жаловаться вообще не в моем характере, — сказал Иван.

— На самом деле — зачем вам ссориться? — мягко проговорил профессор. — Кочкарев — человек нервный, может, где и вспылит, сделает что-нибудь не так. Бог с ним, страшного ничего здесь нет. Живите в мире, больше станет пользы!

«Будто все зависит от меня! — усмехнулся Иван, глядя на белую, как кипень, сорочку профессора. — Знал бы он, что представляет из себя Кочкарев. Можно бы рассказать… Нет, пожалуй, не стоит. Еще подумает, что наговариваю…»

— Докладная написана на меня, обвиняют тоже меня, а по-вашему выходит, что я сам со всеми ссорюсь, — заметил Иван.

В его голосе Прутикову послышалась обида, он решил, что достиг желаемого, и не хотел больше терять времени.

— Ну, ну, не стоит спорить. — Он поднялся и подал Ивану руку. — Чтоб все было у вас спокойно. Не отрывайте людей от дела, — добавил он, когда Иван был уже у выхода.

«Интересный этот профессор, — думал Буданов, возвращаясь в мастерскую. — Разговаривал со мной, как со школьником, мой поступок расценил, как мальчишество, и простил меня, полагая, что после беседы я буду разумнее. Почему он не докопался до истины? Ученый должен был это сделать. Иначе зачем было вызывать к себе? Неужели для того лишь, чтобы сказать: «Чтоб все было спокойно»? Мои слова о рабочем достоинстве прошли мимо него. Кажется, он меня совершенно не понял. Свое дело он ставит выше — это понятно, но он не только профессор, но и секретарь партийной организации. Наше дело должно стать и его делом».

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

«Вот и все», — подумала Наташа, когда за Иваном закрылась дверь. Вся ее напускная веселость разом исчезла. На сердце стало пустынно и холодно. Она встала, прошлась по комнате, снова села. На стене тикали часы. Вынула из кармана халата круглое зеркальце, посмотрела: лицо свежее, красивое. «Вот что привлекает ко мне мужчин. Всем нужна только красота, а о душе никто не думает. Только Иван стремился рассмотреть во мне человека. Но так и не увидел. — Она вздохнула: — Сама виновата».

Опустила зеркальце в карман. Повела глазами, с грустью заметила выцветшие обои. На потолке вдоль и поперек темные трещины. На рамах и подоконниках тоже растрескалась побелка. Почему-то раньше она не замечала всей этой грязи. А были бы муж, ребенок, вероятно, все было бы по-другому…

Вспомнила Страхова. И он, кажется, любил, благоговел… А не вернулся. Не прислал ни одного письма. Канул как в пропасть… Война, мол, все спишет. Никакой он не музыкант — проходимец. Окрутил, пустил пыль в глаза. Виновата еще тетя Поля: «Выходи замуж за Страхова, парень видный, война — мужчины на вес золота».

После замужества и повалились все беды: на отца с фронта пришла похоронная. Не успела оплакать, в эвакуации умерла мать. Осталась совершенно одна, кроме тети Поли, никого. А тетя Поля, неравнодушная к мужчинам, немало сделала вреда. Только уехал Страхов, прибежала: «У меня компания, военные закуской и вином весь стол уставили. Ребята симпатичные, один майор, другой лейтенант. Пойдем, горевать-то чего?»

Послушалась. Надела платье получше. Припудрилась, подкрасила губы. Лейтенант симпатичный, стройный. Влюбился с первого взгляда. Посадил с собою рядом, угощал, ухаживал. Пили вино, танцевали под патефон. Потом тетя Поля погасила свет, бесстыдно улеглась с майором в постель. Наташа заторопилась домой, но лейтенант не отпускал. Целовал руки, умолял. Убежала от него…

Вскоре поняла, что беременна: Страхов оставил память о себе. Наташа не спала ночей, мучилась, не знала, что делать. Выручила тетя Поля. Сосватала «специалистку». «Детей еще успеешь народить. Война, а ты одна с ребенком… Как жить-то будешь?» — уговаривала она и уговорила. Привела простоватую женщину, с корявыми пальцами, с черными ободками под ногтями. Было страшно довериться. Но решилась: что будет, то будет. Женщина достала из-под полы бутылку с какой-то мутной жидкостью, велела пить.

Ночью почувствовала сильную боль в животе. На третий день разрешилась от бремени выкидышем.