По старой дороге далеко не уйдешь

— Почему против? Не имею права… — Он повернулся к дяде Пете. — Я пришел вот зачем: заказывал деревянные круги, сделали?

— Никак нет, — ответил дядя Петя. — Видите, чем занимаемся? — он показал на полированные доски.

— О! — воскликнул Уверов. — Для кого это?

— А это только Никанор Никанорыч знает, — сказал дядя Петя. — Да вот и он сам, легок на помине. Спросите…

Все обернулись. В дверях действительно стоял Кочкарев и настороженно молчал.

— Никанор Никанорыч, почему мой заказ до сих пор не сделали? — ровным голосом спросил Уверов.

— Некому было, — вздохнул тот. — Заказов много, не знаешь, за какие браться.

— А это что за заказ из красного дерева? Для кого?

Никанор Никанорович переступил с ноги на ногу.

— Так, ерунда… По распоряжению Попова делаем одну вещицу.

Уверов поднял брови:

— Но делаете-то, положим, не одну!

Кочкарев нервно засмеялся:

— А вы уже заметили?

Уверов неприязненно посмотрел на Кочкарева:

— Вас это тревожит?

— Нисколько! — снова засмеялся Кочкарев. — Попов говорил, что институту требуется мебель. Надо же когда-то делать ее.

— Значит, для института? — в раздумье сказал Уверов.

— Как видите… А ваши круги сделаем, не беспокойтесь. — Никанор Никанорович вышел.

— Черт знает, что за порядки! — рассердился вконец Уверов, соскочил с верстака и рывком открыл дверь.

Во дворе его догнал Ремизов.

— Простудишься, оделся бы, — обеспокоился Уверов.

— Да я на минутку.

— Ну поторопись, а то холодно… Я только вот что хотел сказать: пока никуда не пишите… С Кочкаревым разберемся сами.

— А вы нас поддержите?

— Безусловно, — ответил Уверов и быстро зашагал к лабораторному корпусу.

Ремизов, поглядев ему вслед, повернулся, чтобы идти в мастерскую, но тут к нему подошла женщина в сером пальто из искусственного меха и такой же шапке.

— Вам кого, мамаша? — спросил он.

— Петухов здесь работает? — Глаза женщины были заплаканы.

— Здесь, — ответил Андрей. — А что?

— Хотела с его начальником поговорить.

— О чем же? — Андрей видел, что женщина чем-то встревожена.

— Да как же, сынок? — Слезы потекли по ее лицу, она вытирала их платком. — Этот ваш Петухов своротил ребят, сына моего Димку да дружка его, Алешку Кружкина. Подпоил их и заставил шины с чужой машины снять. Ребятам и в голову бы не пришло, это он их втравил в дурное дело.

Андрей помрачнел.

— А они сказали об этом в суде-то?

— Глупые… Побоялись… Потом сын написал письмо, поведал, как все было… В тот день он просил у меня деньжонок. Я ему не дала — выпивать стал. А теперь вот жалею… Все глаза проплакала. Шестнадцать лет парню, учиться бы надо, а он, вишь, куда попал…

— Правильно сделали, мамаша, что не дали денег. Водка к добру не приведет. — Андрей помолчал и решительно сказал: — Вот что, мамаша, хлопочите… Пускай пересмотрят дело. А меня и моего товарища Куницына в свидетели запишите. Понимаете, Петухов нам тоже предлагал снять с той машины шины. Деньги сулил. Так что кража шин — это точно его идея, а не ребят. Мы на суде и это, и многое другое скажем.

Женщина подняла на Андрея благодарные глаза:

— Вы поедете в суд? Подтвердите, что во всем виноват Петухов?

— Конечно, мамаша, я на ветер слов не бросаю. Не только я, но и мой товарищ придет.

— Спасибо, сынок, — лицо женщины просветлело. — А я было хотела поговорить с вашим заведующим.

— Не надо. Он с Петуховым два сапога пара.

— Знать, бог послал мне вас, — слезы опять навернулись на глаза женщины. — Не знаю, что бы и делала… Я это сегодня утром надумала: поеду к этому Петухову на работу, узнаю, что за человек. Если плохой, скажут — помогут… Так вот и получилось… Но вы не обманете, приедете на суд, надеяться можно?

— Не беспокойтесь, мамаша, буду как штык… Вместе с товарищем!

— Вы прямо-таки меня окрылили… Ну, я пошла.

— Подождите, запишите наши фамилии и адреса.

— Самое главное-то и забыла! — спохватилась женщина, достала из сумочки листок бумаги и старательно все записала.

И, пока она писала, Ремизову припомнился афоризм Петухова: «Хочешь жить — умей вертеться». «Посмотрю, как он у меня теперь на суде повертится!» — с негодованием подумал он.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Снег хлестал по высоким окнам здания. Дрожали и дребезжали стекла. В кабинете стало темно. Николай Иванович Голубев зажег свет и сел разбирать бумаги. На глаза попалось письмо рабочих мастерской по поводу Кочкарева.

Голубев вспомнил, как впервые увидел Никанора Никаноровича. Машинным залом руководил молодой способный инженер Иваков, и оставалось только подыскать человека для заведования мастерской. Тогда и подвернулся Николаю Ивановичу Кочкарев.

Солидный и представительный, он вошел в кабинет Голубева и, назвавшись, подал ему рекомендательную записку. Она была от прораба, который раньше работал вместе с Николаем Ивановичем.

Прочитав записку, Голубев взял у Никанора Никаноровича трудовую книжку и, перелистывая, стал смотреть записи. В них значилось, что он работал мастером, техноруком, прорабом ремонтно-строительной конторы. Голубев обрадовался: Кочкарев знал строительное дело.