По стране Литературии

Запретить комедию он, однако, не решился — это только привлекло бы к ней внимание публики,— но пожелал внести коррективы: действие должно было не заканчиваться немой сценой, а развиваться далее, уже не в сатирическом плане: надлежало доказать, что власти отнюдь не потакают взяткам, а, наоборот, стремятся их искоренить; что чиновники, описанные Гоголем,— не типичные фигуры, а исключения... Таким образом, «Настоящий ревизор» имел вполне определенную цель — хоть отчасти ослабить обличительную силу бессмертной комедии.

Он был представлен Николаю через месяц после премьеры «Ревизора», одобрен царем, и дирекции приказали ставить его вместе с «Ревизором», т. е. объединить обе пьесы, несмотря на их несхожесть, в одном спектакле, который из-за этого сильно затягивался.

Комедия Цицианова была настолько плоха, что даже Ф. Булгарин, разбранивший «Ревизора», был вынужден назвать ее в своей рецензии «пустой и нелепой пьесой, которая написана таким дурным, антилитературным языком, какого мы никогда не слыхали в театре».

Пьеса была наивна и беспомощна и в драматическом отношении. И все же после пяти актов гоголевского «Ревизора» публике преподносилось еще три акта безвкусицы...

Впрочем, это продолжалось недолго: при первом же представлении пьесу Цицианова освистали. Еще несколько спектаклей, и «Настоящий ревизор» навсегда сошел со сцены. Сохранилась его афиша с пометкой директора императорских театров А. Храповицкого: «Настоящего ревизора» ошикали, туда ему и дорога, этакой галиматьи никто еще не видал».

«Так и не удалось автору «Настоящего ревизора» стать на одну доску с Гоголем»,— насмешливо замечает Белинский.

ПО СТОПАМ ГРИБОЕДОВА

К произведениям, которые привлекали подражателей и продолжателей, относится и жемчужина русской драматургии — «Горе от ума».

Одни из подражателей Грибоедову объявляли, будто нашли новые сцены или строки, якобы пропущенные в общепринятом тексте бессмертной комедии; другие пытались развить ее сюжет далее; третьи переносили ее персонажей в иное время, в иную обстановку с целью высмеять нравы не 20-х годов прошлого века, а более поздние.

Добавления к обычно печатаемому тексту «Горя от ума» в значительной степени связаны с тем, что между окончанием комедии (лето 1824 г.) и ее первой публикацией в более или менее полном виде (1833, уже после гибели автора) прошло девять лет. За это время пьеса распространялась в большом количестве списков, т. е. копий с копий: лишь отрывки из первого и второго действий были напечатаны в альманахе «Русская Талия» (1825). При переписке были возможны искажения; вдобавок кое у кого из копиистов легко могло возникнуть желание сочинить и добавить от себя строки, отсутствовавшие у автора.

На основе одного из таких списков И. Гарусов выпустил в 1875 году «по счету — сороковое, по содержанию— первое полное» (как он утверждал в предисловии) издание «Горя от ума», где насчитывалось 129 лишних строк, которых не было ни в одном авторизованном списке, а также много разночтений. Гарусов пытался доказать, что опубликованный им текст был когда-то проверен самим Грибоедовым, но в его доводах было много натяжек, и в конце концов литературоведы признали эти добавления недостоверными.

В 1892 году Н. Городецкий сообщил, что некогда ему довелось увидеть «довольно старый рукописный экземпляр «Горя от ума» с прологом, никогда не появлявшимся в печати». Впоследствии он якобы смог отыскать лишь один листок этой рукописи, а именно тот, на котором был написан пролог. Согласно этому тексту комедия начиналась с диалога Лизы не с Фамусовым, а с Чацким, который, уже собираясь покинуть Москву, заехал проститься с Софьей. Лиза его уверяет, что Софья его любит, ждет предложения руки и сердца. Обнадеженный Чацкий уходит, а Лиза, оставшись одна, насмешливо восклицает, намекая на Софью и Молчалина: «Они давно уже вдвоем!»

Этот пролог драматургически никак не оправдан и не увязан с последующим развитием сюжета: Чацкий, уходя, говорит Лизе, что придет «в четверток на будущей неделе», но появляется уже через час или два («Чуть свет, и я у ваших ног»). К тому же он вовсе не уезжает из Москвы, а только что приехал («с корабля — на бал»); покинуть столицу он решает лишь в последнем акте, после испытанного разочарования. Городецкому не удалось доказать, что эти 37 строк принадлежат Грибоедову.

Что касается продолжений комедии, то, как отметил один критик, подписавшийся «А. X.» («Русская сцена», 1865, № 7), ««Горе от ума» настолько полно и закончено, что не нуждается ни в продолжении, ни в приставках.

Такие гениальные произведения, как «Горе от ума», продолжать нельзя».