По ступеням «Божьего трона»

В Mop-голе мы дневали, чтобы дать отдых нашим отощавшим животным и сделать вторичное астрономическое определение пункта.

Здесь мы расстались с проводником-китайцем, который горячо, но безуспешно, настаивал на необходимости избрать южную дорогу для перехода в Хами. Пролегая по открытой степи, последняя едва ли, однако, могла дать нам материал, в чем-либо существенном дополняющий имевшиеся уже о ней сведения, между тем как даже самая небольшая экскурсия в Карлык-таг несомненно должна была внести новое в орографию этого малоисследованного хребта. Видя неуспех своего домогательства, китаец, видимо, рассердился и потребовал немедленного расчета; мы же, подрядив проводником одного из местных обывателей, 26 сентября выступили прямой дорогой в Хотун-там.

Глава тридцать шестая. Южной дорогой

Перевалив через эту гряду, мы вышли на равнину, изрезанную сухими руслами и арыками, уходившими большею частью на юг, где виднелись одиноко росшие тополя; тремя километрами дальше на глинисто-песчаной почве этой равнины появились выцветы соли, травянистая растительность (камыш, джантак, чий и Calamagrostis) стала гуще, и дорога на протяжении 4 км пошла типичным солончаком. За границей этого последнего тра́вы вновь стали скудны, черными площадями появилась мелкая галька, и мало-помалу мы втянулись в пустыню, которой и шли до первых хотунтамских полей.

В Хотун-таме нас встретил дорга, который был извещен о нашем возвращении в Mop-гол накануне. После обмена приветствиями, он проводил нас в уже знакомое нам помещение, где тотчас же сервирован был дастархан: чай, изюм, пшеничные лепешки и… дыни. Впоследствии такие дыни мы забраковали бы, теперь же они показались нам бесподобными, и на радостях, что мы опять в культурном районе, мы одарили доргу больше, чем позволял наш почти истощившийся запас безделушек.

На следующий день мы встали до свету, так как мне предстоял далекий путь: дорогой на Баркюль добраться до Багдашской усадьбы и отсюда свернуть на Ортам, куда брат должен был следовать с караваном прежней дорогой, вдоль южной подошвы хребта Карлык-таг.

До ущелья речки Аглик я ехал уже знакомым путем частью вдоль, частью поперек низких черных холмов, сложенных из темно-зеленого, очень мелкозернистого, хлоритового диабаза. Холмы эти отделялись узкой долиной от южных уступов Карлык-тага, который в том месте, где к нему подходит дорога, образован серым хлоритовым среднезернистым гранитом. Среди скал этого гранита я вступил в ущелье речки Аглик и через 200 м стал взбираться на гребень отрога, образующего его западный склон.

Этот первый подъем оказался настолько крутым, что его пришлось сделать пешком. Перевал носит название Тёшик-таг и при абс. выс. 7179 футов (2188 м) возвышается над речкой метров на 2130. В основании этой толщи лежит серо-зеленый хлоритовый гнейсогранит, выше же обнажается гнейс, переслаивающийся как с хлоритовым сланцем, так и с более зеленым эпидотовым гнейсом. Пока мы спускались среди скал этих сланцев, растительность попадалась лишь кое-где и состояла из кипца и кустов шиповника (Rosa pimpinellifolia) и караганы (Caragana tragacanthoides); но ниже характер ландшафта вдруг изменялся: скала ушла под почву, а последнюю густым покровом одели полынь и кипец, среди коих виднелась зелень и других растительных типов. Мы вышли здесь в межгорную падь, которая, несмотря на свою близость к Хотун-таму, оставалась почему-то нетронутою скотом. Это показалось мне тем более странным, что обилием пастбищ хотунтамцы вообще похвалиться не могут. Недоумение мое, однако, кончилось, когда дотоле упорно молчавший проводник, обведя рукой долину, вдруг объявил: «Ханское угодье».

Противоположный скат этой пади был пологий и выводил на перевал Тагнё-дабан, сложенный из среднезернистого амфиболитового гранита, прорезанного жилами фельзита. Его абсолютная высота оказалась равной 7608 футам (2319 м).

С перевала открылся вид на мрачное, скалистое ущелье речки Кырчумак (или Карчумак?), которая с оглушительным шумом, вся в пене и брызгах, неслась средн огромных камней. Вдоль ее русла виднелся редкий лес тополей, которые подымали свои стройные стволы прямо из груд навороченной в бортах гальки и валунов.

Эту речку мы перешли по мосту, а затем километрами двумя ниже стали подыматься боковым ущельем ручья Шото-гол на перевал Шото-дабан.

Ущелье это столь же дико, как и главное: исполинские стены, голый камень и почти полное отсутствие зелени характеризуют его суровую красоту, которая, вероятно, импонирующим образом действовала на душу прежнего обитателя этой горной пустыни. Иначе трудно понять, почему именно это ущелье избрал он для подвигов благочестия, выразившихся в выбитии на скалах тибетским и монгольским алфавитом известной буддийской формулы: «ом-мани-падме-хум»[261].