По ступеням «Божьего трона»

Из Турпана (Турфана) к нам, на Кара-кочунь, тем временем прибыл чиновник, по имени Ашир, предложивший нам навсегда поселиться в Чехлыке (Чакалыке), на речке Чехлык же, впадающей в Карашу, однако при условии, чтобы никому из нас не возвращаться обратно в Россию. На это мы своего согласия не дали. И пошли у нас при этом и между собой несогласия, свары да ссоры, так как некоторые пошли в Китай не ради поисков «Беловодья», а ради разживы. Разживы же в Китае никакой не нашли и заторопились домой.

Когда же китайцы доведались, что мы русские, а не кэмчуки, то потребовали, чтобы мы без промедления возвратились. Тогда мы разделились. Одна партия пошла прямой дорогой на Турпан (через Курук-таг и Чоль-таг), а другая, и мой отец тут же, старой дорогой. До Урумчи добрались с грехом пополам, а тут у некоторых дальше идти средств не хватило. Тогда китайский чиновник отправил которых через Кульчжу, которых через Чугучак по этапу в китайских телегах, взыскав с них затем с кого 5, а с кого и 40 рублей. Так все вернулись обратно кроме погибших в долине Чемень, пробыв в Китае полтора года».

Если принять во внимание, что староверы проникли на Лоб-нор и в северный Тибет задолго до экспедиции в те же страны Н. М. Пржевальскаго, притом прошли туда путями и до сего времени остающимися частью неисследованными, то нельзя не признать за рассказом Зырянова, даже в том виде, как он записан господином Киселевым, значение важного географического документа.

Неуспех этой партии не прекратил, однако, брожения среди алтайских «каменщиков»[354], и уже в следующем году, под предводительством братьев Бобровых, направилась в Китай, в поисках «Беловодья», новая партия алтайцев в составе 55 человек[355].

Засим, в рукописной записке Киселева мы находим маршруты по Китаю еще двух партий алтайских крестьян. Ниже я привожу их в несколько сокращенной передаче; теперь же замечу, что едва ли перечисленными здесь случаями ограничиваются поиски «Беловодья». Заключаю это из слов Михаила Евстафьева Чанова, не далее как в 1889 году[356] ушедшего в Китай в надежде разыскать давно уже там осевших «на свободных местах» односельчан.

Чанов с товарищами, всего 11 человек, направились из деревни Карабихи вверх по Бухтарме, перевалили на южный склон Алтая в области истоков Канаса и, следуя далее кочевьями урянхайцев (кокчулутунов), на восьмой день трудного пути добрались до р. Крана. Отсюда дальнейший их маршрут лежал на озеро Уленгур (Улюнгур) и вверх по реке Уленгурке (Урунгу), где они встретили кочевья киреевцев и торгоутов, занимавшихся не только скотоводством, но и земледелием. Не доходя до Ильинской сопки[357], они свернули к югу и пустынными горами, по колодцам, на девятый день добрались до города Санджи (Чан-цзи), который поразил их дешевизной жизненных припасов: мука пшеничная продавалась там по 20 коп. за пуд, овощи шли почти что задаром. Из Санджи, через Урумчи, на 13-й день они достигли Карашара, где и остались зимовать. Они понастроили себе здесь хатки из старого кирпича, валявшегося в изобилии по соседству, и жили на то, что выручали от продажи снопов тальника (Salix sp.), осолодочника (Glycyrrhiza sp.) и брунца (Sophora alopecuroides), служащих единственным здесь топливом. За каждый такой сноп выручали 2–3 копейки, что, при необыкновенной дешевизне местной жизни (пшеничная мука продавалась не дороже 20 коп. за пуд), давало им полную возможность существовать, не нуждаясь. Местное население отнеслось к ним доброжелательно, равно как и китайские власти, которые изредка одаривали их даже мукой, рисом, вином и деньгами.

Конец их благополучию положили три русских казака, возвращавшихся в Джаркент с Лоб-нора, куда они провожали «ученого француза» (принца Генриха Орлеанского), ушедшего далее вглубь Китая с караваном из 40 верблюдов.

Казаки «открыли» их обман; вернее же китайцы сообразили, что долее им невозможно укрывать русских беглецов, и поспешили предъявить им требование о немедленном возвращении на родину.

Они вернулись через Турфан[358], Урумчи, Шихо, Кульчжу и Джаркент, причем большую часть пути принуждены были сделать пешком. К счастью, погода им благоприятствовала: несмотря на конец января, дни стояли теплые, совершенно весенние, снег же они видели только однажды, близ городка Шихо.

Партия Андрея Коновалова, уроженца деревни Печи, покинула Алтай в 1892 году. Перейдя пограничную речку Ак-Кабу, Коновалов вышел к Алгыдаю, близ вершины которого видел каменную плиту в рост человека, исписанную китайскими (?) иероглифами; отсюда он повернул прямо на юг и вскоре выбрался к устью Бурчума. Добравшись таким образом до Черного Иртыша, он пошел – было сначала вверх по этой реке, достиг места слияния ее с Ку-Ирцысом, но здесь снова повернул на юг, в каковом направлении и следовал до р. Урунгу. В виду Ильинской сопки он вышел на тракт, ведущий в г. Урумчи, и, не оставляя уже более колесной дороги, посетил города: Урумчи, Турфан, Карашар и Корлю. В Корле он принял решение вернуться на родину, куда и прибыл в том же году.