По ступеням «Божьего трона»

Не успели мы занять нашей позиции, как услыхали выстрел. Очевидно, наш план был разрушен. Действительно, табунчик был обойден легко, но когда люди вышли к нему, то лошади стали двигаться параллельно цепи, стараясь прорвать ее, и налетели на казака Петра Колотовкина. Неожиданность так озадачила его, что наш перворазрядный стрелок дал промах в тридцати шагах. К довершению неудачи за мчавшимся табуном поскакала и его лошадь. Бывшие близко люди погнались за беглянкой и поймали ее только потому, что она не могла поспеть за табуном.

Интересно было видеть при этом поведение жеребца. Почуяв что-то недоброе, он фырканьем дал знать табуну; лошади мгновенно выстроились гуськом, имея впереди молодого жеребца, а жеребят посредине, между кобыл. Пока табун шел, имея сбоку охотников, жеребец держался с той же стороны, направляя табун то голосом, то ударами копыт на избранный им путь. Когда лошади прошли сквозь цепь охотников, и за ними следом помчались люди, стараясь отбить серка, увязавшегося за табуном, жеребец стал в арьергарде. Забавно было видеть, как он понукал маленького жеребенка, который не мог поспеть за всеми на своих слабых ножках. Сперва, когда жеребенок начал отставать, кобыла старалась его подбодрить тихим ржанием, но, видя, что ничего не помогает, она отделилась от табуна, не желая, по-видимому, бросать своего детища. Однако жеребец не допустил подобного беспорядка: сильно лягнув кобылу два раза, он заставил ее догнать табун, а сам принял попечение о жеребенке. Он то подталкивал его мордой, то тащил, ухвативши за холку, то старался подбодрить, налетая и брыкаясь в воздух.

Поймав серка, казаки вернулись в лагерь. Всем было досадно. И лошадей-то видели недалеко, и совсем они не такие недоступные, как о том нам рассказывали, а все неудачи. Причина их, очевидно, заключалась в том, что люди не освоились еще с охотой и терялись, когда приходилось стрелять. Мы себе составили совсем превратное понятие об осторожности диких лошадей. Это обстоятельство на три четверти уменьшало успех охоты. Мы оказывались то чересчур осторожными, когда этого вовсе не требовалось, то наоборот. Насколько дикие лошади осторожны ночью, настолько они сравнительно беспечны днем; но зато днем лошади так хорошо маскируются, что нередко, преследуя табун в 300–400 шагах, мы совсем теряли его из виду и находили только по следу.

Хорошая до того времени погода вдруг изменилась: шел даже дождь. С наступлением непогоды перестали появляться около озера и лошади. Это обстоятельство взволновало нас. Явился вопрос – совсем ли покинул табун, напуганный нашим постоянным присутствием, это урочище или только временно? Ведь лошадям, вследствие дождливой погоды, не было необходимости приходить к постоянному водопою: теперь везде была вода! Прошло два дня, небо прояснело. Мы решили перекочевать далее на восток, к соседним ключам, где была еще надежда встретиться с дикими лошадьми. К тому же нам говорили, что там вода лучше, гашунская же оказывалась крайне вредной для наших караванных животных.

И вот, часов в семь вечера, я с двумя казаками и проводником покинул лагерь. Не успели мы проехать и двенадцати километров, как впереди нас раздался храп. Оказалось, мы встретились как раз с табуном, который шел на водопой по той же тропинке, но с противоположной стороны. Почуяв нас, вожак храпом известил лошадей: те мигом повернули назад и, отбежав шагов на триста, стали. Казаки спешились и стали пробираться к табуну, где ползком, где прикрываясь кустами; я остался наблюдать и держал лошадей. Жеребец то уходил в кусты, то снова появлялся, мечась из стороны в сторону. Наконец, сообразив опасность, он перебежал на тропинку, параллельную нашей и находившуюся шагах в четырехстах, и ржанием позвал к себе табун. Лошади мигом перебежали к нему и крупною рысью направились мимо нас к Гашуну. Казаки возвратились, ругая бдительность жеребца, и мы повернули домой. На общем совете решено было – вперед ключей на ночь не занимать, а стараться подойти к табуну днем, а также дать лошадям день отдыха, чтобы усыпить их бдительность.

Наконец наши старания увенчались успехом! Это было 1 сентября – день, который навсегда врезался у меня в памяти. В четыре часа утра дежурный казак разбудил нас и сообщил, что табун опять гуляет на прежнем месте около песков. Зная, что лошади около пяти часов начинают двигаться с пастбища в пустыню, мы живо собрались, и не прошло и получаса, как все были на конях. Двое казаков были назначены в обход табуну, остальные должны были вытянуть цепь и загородить проход в восточный рукав. До места мы ехали рысью, казаки изредка останавливались и, став на седла, высматривали, на месте ли табун. Сойдя с лошадей и спутав их, мы осторожно вытянулись линией, заняв пространство около двух километров, и каждый по своему усмотрению стал красться к табуну. Каково же было наше удивление, когда, подойдя к кустам, около которых должны были быть лошади, мы увидели, что их и след простыл.