По субботам не стреляю

– ...произошло в среду, – сказал корреспондент. – Во всяком случае, со среды его никто не видел. В пять часов вечера он покинул редакцию газеты, сказав сотрудникам, что едет домой. Однако дома он не появился. До сего момента он не появлялся ни дома, ни на работе. Во вторник в газете «Курьер» была опубликована статья Кузнецова «Не верь глазам своим», в которой журналист доказывал, что тайные заговоры – не что иное, как досужие вымыслы. Сотрудники редакции выражают опасения, не связано ли исчезновение Сергея Кузнецова с фактом публикации этой статьи.

– Это ведь тот, который тебя спасал у прокуратуры? – спросила сестра.

– Тот! – сказала я. – Господи, ну мало ли куда он мог деться! При чем здесь статья?!

Подумать только – а я-то надеялась спокойно провести утро! И это еще что: в ближайшее время выяснилось, что сюрпризы только начинаются.

По дороге я заказала себе не думать о Кузнецове – ничего толкового я все равно бы не придумала – и стала размышлять, как бы мне выполнить Маринкино задание и выяснить, кто из наших девиц заночевал у Никиты. В голову лезли идеи одна абсурднее другой. Я бы очень удивилась, если бы знала, как это окажется просто.

Рабочий день складывался так же, как предыдущий. Вплоть до деталей – даже Лиля лезла ко мне со своими дурацкими вопросами, в точности, как вчера. Выглядела она – хуже некуда, осунувшееся лицо находилось в странном контрасте с роскошной «упаковкой». Вчера я не обратила на это внимания, а сегодня подумала: с чего бы? И тут, словно отвечая на мой вопрос, она наклонилась и быстро пробормотала мне в самое ухо:

– Нужно поговорить. Пойдем в курилку. Мы вышли в ту комнату, которая называется у нас в издательстве курилкой, а почему – бог весть: вообще-то курят у нас всюду, где хотят.

– Ира, – с ходу начала она, как будто боясь передумать, – я уже неделю мучаюсь, мне просто необходимо кому-то рассказать... Ты все-таки имеешь отношение...

– Валяй! – сказала я. Особого сочувствия она у меня не вызывала, чего греха таить. Нехорошо, конечно, быть злопамятной, но уж очень я тогда разозлилась.

– Понимаешь, – жалобно пролепетала она, – в ту пятницу я осталась у Никиты...

– Да ну! – радостно воскликнула я. Моя радость относилась к тому факту, что задачка решилась сама собой, но выглядело это, конечно, крайне неуместно. Лиля уставилась на меня в изумлении.

– Это очень важно! – я изо всех сил старалась говорить серьезно и даже строго, хотя при воспоминании о моей первой реакции меня начинал разбирать смех. – Ты что-нибудь знаешь? Может, он с кем-нибудь при тебе разговаривал? По телефону, я имею в виду...

«Кажется, допрос ведут как-то не так, – мелькнуло у меня в голове. – Чего это я наскакиваю?» К счастью, Лиля мечтала об одном – высказаться.

– Вот же, вот! – воскликнула она. – В том-то и дело! Кабы он просто разговаривал! Он не просто разговаривал, а договаривался о встрече, и не с одним, а с двумя.

Желание смеяться пропало.

– Рассказывай! – потребовала я.

– Сначала позвонил Потемкин.

– Кто?

– Какой-то Потемкин. Так Никита его называл: Потемкин и на «вы». Под конец сказал: «Жду вас примерно в половине третьего». И знаешь что? По-моему, он сильно этого Потемкина не любил.

– Откуда ты знаешь?

– Ну слышно же, как человек говорит. И лицо у него было такое какое-то... перекошенное.

Что-то мне ужасно не понравилось в этой информации. Просто ужасно. Но это «что-то» нипочем не ловилось, не ухватывалось за хвост...

– А второй? – мрачно поинтересовалась я.

– А второму он сам позвонил. Разговаривал вежливо: господин такой-то, господин такой-то. Забыла, как звали. Как-то не по-русски. Прощения просил. Не могу, говорит, пойти с вами обедать, вы уж извините, планы, переменились. Не могли бы вы зайти ко мне домой, где-нибудь в три, минут на десять-пятнадцать... Тот вроде согласился.

«Еврей! – с тоской подумала я. – Это, конечно, тот самый «еврей», про которого он мне говорил. Но, позвольте, он же сказал, что идет с ним в ресторан! Соврал? Но зачем? Мне-то какая разница, в ресторане они встречаются или дома? Уму непостижимо! И потом – израильтянин у него в доме, и как раз в это время... И эта проклятая листовка! Хоть плачь! Может, этот еврей какой-нибудь сумасшедший? Псих-одиночка? Хотя... это мало что изменит... Правоверный еврей не станет стрелять в субботу... А откуда я знаю, что он правоверный? Господи, ну что за чушь лезет в голову!»

– А потом?

– А потом – ничего. Потом он сказал, что на площадке – никого, и я ушла.

– Ты видела меня, Субботину и Агнию? Я имею в виду – на мониторе.

– Нет, я – нет. Никита говорил, что вы стоите на площадке.

«Прокололись со своим алиби! – злорадно подумала я. – Так вам и надо!»

– Я знаю, что нельзя скрывать, – Лиля неожиданно всхлипнула. – Но к следователю я не пойду, хоть убейте! Чтобы в издательстве все узнали? Да ни за что! У меня, между прочим, жених есть... Если он узнает, он меня убьет, и получится эта... как ее?.. эскалация насилия.