По субботам не стреляю

Мы учились вместе с третьего класса. Никита увидел меня первого сентября и немедленно влюбился. Почему – не знаю, может быть, потому, что я была единственная из всех рыжая. Как-то так вышло, что до тех пор он не видел рыжих, – во всяком случае, так близко. Позже он признался мне, что просто глаз не мог отвести от моей пламенеющей гривы. Его влюбленность прошла все положенные стадии – от подножек и дерганья за косички до записок, провожаний и приглашений в кино. Но... не нравился он мне. Ну вот не нравился – и все. Я добросовестно старалась вылепить из всего этого дружбу. Разумеется, без особого успеха. С кем я со временем подружилась – так это с Никитиной сестрой Люсей. Но это отдельная история... Тут крылась одна из причин, по которой я еще в школе была с ним мягче, чем следовало, невольно вводя его в заблуждение. Никитины родители погибли в автокатастрофе, когда он был совсем маленьким. Разумеется, об этом стало известно на следующий же день после его прихода в нашу школу. Одна учительница сказала другой, кто-то услышал... В школах такая информация распространяется с поразительной быстротой. Меня все это потрясло до глубины души. В судьбе этого белобрысого новенького воплотился самый страшный кошмар, который я могла себе вообразить. То, что снилось мне в кошмарных снах, что заставляло кричать и плакать ночами, поднимая на ноги весь дом, в его жизни случилось на самом деле – и я жалела его ото всей души. Но и только. Ничего отсюда не следовало. Может, для кого-то «жалеть» – и значит «любить», но у меня этот механизм работает по-другому.

Никита и Люська жили вдвоем. Была еще какая-то условная тетушка, которая условно за ними присматривала, но по мере Люськиного взросления она появлялась все реже и реже. Люська была на четырнадцать лет старше брата и со временем взяла на себя всю ответственность за его воспита­ние. Вокруг нее вилась тьма поклонников, но она упорно не выходила замуж, дожидаясь, пока Никита «встанет на ноги». Потом выяснилось, что того же самого покорно и, надо думать, с большим нетерпением дожидался один симпатичный парижский журналист. Убедившись, что с Никитой все в порядке, Люська вышла за него замуж и укатила во Францию.

Внешне они были похожи – высокие, белокурые, голубоглазые, но эволюционировали в совершенно разных направлениях. Никита – в сторону русского богатырства, Люська – в сторону вполне интернациональной изысканности и элегантности. Мое отношение к ней больше всего напоминало гимназическое обожание, – разумеется, пока я была маленькая; когда же я «вошла в разум», мы сдружились, несмотря на серьезное осложняющее обстоятельство. Этим обстоятельством был Никита. Казалось бы, кому, как не Люське, обижаться на меня за страдания любимого брата? Ничуть не бывало! Она, напротив, относилась ко мне с явной симпатией и пониманием. Не знаю уж, как преподносил ей всю эту историю Никита... Мы с ней эту тему, как правило, не обсуждали. Только однажды она сказала задумчиво и как бы между прочим:

– Особая тяга к тому, что не идет в руки, – это нормально, это у всех так. «Запретный плод вам подавай...» Ну, может, почти у всех... Но другие все-таки умеют с этим мириться. А у Никиты это как-то особенно... Дурацкий характер! Ничего, Ирочка, не волнуйся. Будем надеяться – как-нибудь рассосется.

Ей-богу, я чуть не заплакала. Она же меня еще и утешала! Что касается ее прогноза, то он не сбылся. Может, оно бы и рассосалось, если бы не привнесенные обстоятельства. Во-первых, я вошла в «романный» возраст и стала заводить кавалеров. На Никиту это подействовало, как красная тряпка на быка. Люська была права – его реакция действительно отличалась от обычной реакции среднестатистического подростка. Что-то маниакальное было в том упорстве, с которым он продолжал ходить за мной по пятам, появляясь в самое неподходящее время в самых неожиданных местах. Много позже он рассказал мне, что именно тогда, в очередной раз прячась в кустах и наблюдая, как я целуюсь со своим провожатым, он дал себе клятву во что бы то ни стало стать знаменитостью. Так что в Никитином успехе есть доля моего участия...

И все-таки могло рассосаться – шанс был. Он сохранялся до выпускного вечера, до той самой злосчастной ночи после выпуска, когда я выкинула номер, из-за которого все пошло наперекосяк. Хотя в тот момент я этого не поняла и не заметила.

Все, началось с того, что меня надул мой сердечный друг. Моим другом сердечным на тот момент был студент аж четвертого курса химического факультета МГУ. Надо полагать, я была в него влюблена, но это как-то забылось, зато прекрасно помнится, как мне хотелось продемонстрировать его одноклассницам. В общем, я пригласила студента на выпускной, а он не пришел. После торжественной части я, как и было условлено, вышла встречать его к школьным воротам, и все желающие могли наблюдать, как я слоняюсь взад-вперед вдоль забора. Разумеется, я старательно делала вид, что мне захотелось проветриться – но кого это могло обмануть!