По светлому следу

Курганов побежал к Сарычеву. У крыльца дома Антона Кирилловича стояла незнакомая Евгению машина. Он невольно остановился возле нее, увидев Рустама, выносившего из машины чей-то чемодан.

— Дядя Рустам, — обратился он к коменданту, — кто это приехал?

— Сумбатов, — ответил комендант.

— Сумбатов? — удивился Евгений. — Назар Мамедович?

— Он самый, — подтвердил Рустам, поднимаясь на веранду.

Назар Мамедович был заместителем директора энергетического института, и Евгений очень обрадовался его приезду. Никто лучше Назара Мамедовича не смог бы понять его теперь. Он торопливо взбежал на веранду вслед за комендантом. Рустам поставил чемодан в угол и, не решившись итти дальше, прошептал, кивнув на закрытую дверь:

— Распекает, кажется, нашего начальника.

А в это время Назар Мамедович в самом деле распекал Антона Кирилловича, который сидел против него в плетеном кресле с высокой спинкой (“а ля Вольтер” в шутку называл эти любимые кресла Сарычева Гасан Назимов). Вид Антона Кирилловича был необычен. На сухощавом самоуверенном лице его, всегда таком надменном, появилось теперь выражение виноватости и смятения. Он сидел неподвижно, скрестив на животе руки с тонкими длинными пальцами, и смотрел не на Назара Мамедовича, а куда-то поверх его головы.

— Ссылка ваша, Антон Кириллович, на то, что установка параболоида Курганова и других солнечных машин съест средства, отпущенные на экспериментальную работу, не выдерживает никакой критики, — строго отчитывал Назар Мамедович Сарычева. — Средства на это имелись у вас в достаточном количестве, но вы сами их перерасходовали неумелым хозяйничаньем. Заинтересовать же колхозников установкой параболоида в их колхозе вы, видимо, не нашли нужным. А ведь они могли помочь вам в этом деле и уж рабочей силой-то, конечно, обеспечили бы.

Сарычев попытался было возразить что-то, но Назар Мамедович остановил его протестующим жестом:

— Вас я терпеливо выслушал, потрудитесь же и вы теперь выслушать меня. Чуждаясь практической работы и связи с народом, вы решили продолжать отсиживаться в стенах экспериментальной базы, убеждая нас в необходимости все внимание сосредоточить на фотоэлектрических батареях Астрова. Значение же этих батарей в настоящее время вы явно переоценили. Огромный экономический эффект их, на который делаете вы главную ставку, к сожалению, недостижим так скоро.

Заметив недовольную гримасу Сарычева, Назар Мамедович добавил:

— Из этого вовсе не следует, что мы должны ослабить работу над изобретением Астрова. Напротив, мы усилим ее, но не в ущерб нашей повседневной работе. А вы не поняли этого и попытались отстраниться от важной задачи внедрения нашей гелиотехники в практику местных колхозов.

Назар Мамедович расстегнул воротник сорочки, вытер потный лоб.

— Очень тяжелыми последствиями грозит все это, Антон Кириллович, — продолжал он нахмурясь. — Жизнь показала, что там, где ученые не связаны с практикой, оторваны от жизни, от запросов народного хозяйства, научная работа становится бесплодной. Помните, что сказал об этом Иосиф Виссарионович? “Наука, — сказал он, — порвавшая связь с практикой, с опытом, — какая же это наука?”

Тяжело ступая по мягкому ковру, Назар Мамедович стал медленно прохаживаться по кабинету Сарычева, продолжая высказывать свое мнение об Антоне Кирилловиче.

— Да и статья эта в иранском журнале, видимо, вскружила вам голову, — говорил он. — Неужели поверили вы, что иранцы добились большего, чем Астров? Они бы не заигрывали с ним в этом случае, не расточали бы комплиментов по его адресу в своем американизированном журнале. А тактика их очень нехитрая: переписку они хотят наладить с Дмитрием Ивановичем и выведать у него кое-что. Неужели вы не поняли до сих пор этих авантюристов?

— Разве Клиффорд и Шерифи как ученые совершенно ничего не стоят? — удивленно спросил Антон Кириллович.

— Шерифи — самый заурядный иранский инженер, — спокойно объяснил Назар Мамедович. — Над фотоэлектрическими батареями он работает уже давно, но коэффициент полезного действия его установок совершенно ничтожен. О талантах Клиффорда вы можете судить по тому, что, работая над зеркальными отражателями, он не пошел дальше параболических конусов и цилиндров, да и то, говорят, присвоил принцип их у мексиканского инженера Мануэля Альфоро. Проблема же создания параболоидных отражателей, решенная нашей техникой, оказалась для него непосильной.

Назар Мамедович пытливо посмотрел поверх очков на смущенное, побледневшее лицо Антона Кирилловича и продолжал, чуть-чуть повысив голос:

— А ведь это не что иное, как капитуляция перед трудностями, творческое бессилие. Конусные отражатели, как вы знаете, конструктивно сложнее параболоидных. К тому же в них неосуществим принцип самоизоляции, так как они концентрируют солнечные лучи не на точку, а на прямую линию. Тепловое напряжение их поэтому во много раз ниже, чем в нашем советском параболоидном отражателе.

Назар Мамедович снова прошелся по комнате и, помолчав немного, произнес: