По теченью и против теченья… (Борис Слуцкий: жизнь и творчество)

Цивильное представление о военной прокуратуре как о месте, где можно «спокойно» пересидеть войну, — глубоко ошибочно. Даже если речь идет о прокуратуре более тыловой, чем дивизионная. Прокуратура — не трибунал. Судят в тылу; следствие ведут, как говорится, на месте преступления. А на фронте это обычно — передовая, окоп, блиндаж, огневая позиция. Здесь расследуются самострелы, дезертирства, невыполнения приказов, рукоприкладства, обворовывание солдатского пайка и т. д. и т. п. Судя по тому, что Слуцкий был ранен уже в первый месяц на фронте, он не отсиживался в помещении или палатке прокуратуры. Ранение оказалось тяжелое. «Вырвало мяса на две котлеты», — не без шику отшучивался Борис, рассказывая о ранении Самойлову.

Есть несколько источников, из которых можно черпать данные о Борисе Слуцком на фронте. Один из них общий для всех — изменчивая обстановка на фронте, ставившая каждого фронтовика, в том числе и Бориса Слуцкого, в определенное положение, вызывающая конкретную реакцию и адекватное поведение. Второй источник — письма с фронта и ответы на письма, полученные на фронте, от родных, друзей, единомышленников. Третий — рассказы и воспоминания тех, кто воевал рядом. И, наконец, самый верный, надежный и точный — биографическая проза и весь корпус стихов.

Борис писал с фронта сравнительно часто, несмотря на то что писать письма не любил. «Я великий нелюбитель отвечать на письма, — в письме ко мне не скрывал Борис, — но тебе писать буду». У меня сохранилось около двух десятков фронтовых писем, десять писем брату Ефиму (все эти письма опубликованы), несколько писем Елене Ржевской. Вероятно, были и другие адресаты, но их письма не попали в архивы или запропали (П. Г.).

В начале войны Слуцкий был ранен. О ранении Слуцкого близкие узнали не сразу.

Первую весточку о ранении я получил из свердловского госпиталя. Это была короткая фототелеграмма. К сожалению, в «служебных отметках» указан день отправления «4» и время «6. 55», но не указан месяц. Дату подачи телеграммы восстановить трудно… Наиболее вероятно, что она была отправлена 4 сентября 1941 года. Написана фототелеграмма мелким почерком с максимально возможным использованием пространства крупного бланка. Вот ее текст: «Дорогой Петя! Я бодр, обаятелен и почти здоров. Рука работает нормально. Играл бы в волейбол, да нет достойных противников. Выпишусь и уеду скоро, так что немедленно дай фототелеграмму или молнию на темы: что у нас в Харькове (я ничего не получал два месяца); где Дезька <Давид Самойлов> и девушки; литературный ин-т, юридический ин-т (по возможности) и т. д. В фототелеграмме будь конкретен и не будь мелок. Целую тебя крепко. Приветы и поцелуи всем в зависимости от местоположения в лит-ре, моего расположения и твоего о нем воспоминания. Привет Исааку <Крамову>» (П. Г.).

Елене Ржевской пришла из госпиталя открытка (по штампу почты 11 сентября 1941 года):

«Дорогая Леночка! Получил твою телеграмму и письмо и весьма рад. Уезжаю очень скоро, как раз через столько, что ты успеешь ответить авиапочтой или фото. Сегодня получил увольнительную. Пошел в город в ресторан, встретил четырех знакомых из МЮИ… Очень скучаю по Павлу <Когану>, роман его кажется мне написанным не ямбом, а таким особым модернизированным тактовиком. Целую тебя. Напиши телефоны, по кот. можно звонить в Москву. Что Смоленский и твой брат? Привет Литинституту! Мы еще доругаемся!! Борис»[78].

О дне ранения стало известно много позже из незаконченной работы автора «К истории моих стихотворений» — в частности, из истории создания стихотворения «Госпиталь».