Читаем По тропинкам севера полностью

Намереваясь подняться по реке Могамигава, я выжидал ясной погоды в месте по имени Оисида. В этой местности заложены семена старой школы хайкай, а я привержен к цветку незабвенной старины, и мое сердце «печальной флейты» ожило. «На этом пути мы ступаем неверной ногой и не знаем, какой дорогой идти: старой ли, новой ли? И как нет никого, кто бы знал дорогу, то…»[51]. И волей-неволей пришлось оставить свиток рэнку. Прелесть моего странствия достигла предела.

Могамигава!Плывет вверх по теченьюЧелн «инабуми»…Нет, и на этот месяцС тобой не увидаться!..[52](Из антологии Кокинсю)

Могамигава течет из Мигиноку; в Санкэйрё — ее верховье. В ней есть опасные стремнины — Го-тэн, Хаябуки и другие. Она течет с севера горы Итадзикияма, устье ее впадает в залив Саката. Справа и слева над ней нависают горы, а под чащей вниз по теченью плывут лодки. Лодки, груженные рисом, называются «инабуми». Водопад Хаккэй низвергается, сверкая сквозь просветы зелени. Храм Сэндзин обращен к берегу. Река разлилась, для лодок опасно.

От майских ливнейВзбурлил поток твой быстрый,Могамигава!

20. В третий день шестого месяца я поднялся на Хагуродзан — Черную гору. Навестил некоего Дзуси Сакити, повстречался с Бэттодай Экакуадзяри. Я остановился в храме в Минамитани — Долине юга. Хозяин отнесся ко мне с сердечной теплотой.

Как благодатно!Снег веет ароматомВ Долине юга…

На пятый день я пошел поклониться в храм Гонгэн. В каком веке жил монах Нодзё-дайси, открывший эту священную гору, я не знаю. В уложении Энгисики значится храм Усюридзан. Должно быть, при списывании знак «коку» — «черный» — был превращен в «ри» — «деревня». Гора Усюроко-кудзан сокращенно именуется Хагуродзан. Называют ее также «Идэха»: кажется, в старинных описаниях этой местности говорится, что отсюда в дар двору приносили птичьи перья. Хагуро вместе с Гассан — горой Луны и Юдоно — горой Ключей — называют «Сандзан» — Три горы. Теперь они принадлежат к приходу Торай в Эдо, в Мусаси. Луна «светопознания» ярка, а при ней горит светильник «закона». Кельи монахов выстроились в ряд, подвижники творят свои подвиги, и дивность этого священного места вызывает почитание и трепет людей. Процветание его длится долго, и поистине должно назвать его благодатной горой.

На восьмой день я поднялся на Гассан. Накинул на плеч белое покрывало, укутал голову белым платком и в сопровождении проводника, зовущегося здесь «носильщиком», ступая по льду и снегу, в горном воздухе, среди тумана и облаков, взбирался восемь ри. Чудилось, точно вступил в те пределы, где свершают свой путь луна и солнце. Дыхание прерывалось, тело коченело. Когда добрались до вершины, солнце село, показалась луна. Я подостлал листья бамбука, в изголовье положил молодые побеги, лег и ждал рассвета. Когда вышло солнце и облака растаяли, я спустился на Юдоно. У лощины есть кузница. Здешние кузнецы отыскали чудодейственную воду и, очищаясь в ней, ковали мечи. На них чеканили клеймо «Гассан»; они прославлены. Будто закаляли сталь в источнике Лун-сюань![53] Они уносились мыслью к давним временам мечей Канся и Бакуси[54], — их пыл к искусности в своем пути был не мал.

Я присел на скалу и немного отдохнул; тут я увидел, что бутоны низкорослых — в три сяку — вишен полураскрылись. Умилительна душа цветов этих запоздалых вишен, погребенных под грудами снега — и не забывающих о весне! Это было подобно тому, как если бы под пламенеющим небом благоухали цветы сливы.

Пусть друг о другеВздохнем с тоской мы оба!Ведь горной вишниЦветы ия — одни мы,И некому нас видеть…(Гёсон-содзё)

Я вспомнил стих Гёсон-содзё, но здесь очарование чувствовалось с большей силой. По уставу паломников, всякие подробности о горах сообщать другим запрещено. Потому я кладу кисть и не пишу.

Вернувшись в келью, я, по просьбе адзяри, записал хайку о паломничестве к Трем горам

Как прохладно здесь!Месяц ранний над тобой,Черная гора.Пики облаковРушились уж сколько раз…О гора Луны![55]Замкнуты уста!На горе Ключей от слезВлажен мой рукав…Юдонояма!Слезы лью, ступая здесьПо деньгам в пыли.[56](Сора)

Я ушел из Хагуро, у Цуругаока был встречен в доме Нагаяма Дзюко; написали рэнку. Сакити сопутствовал мне. В лодке мы спустились по течению к гавани Саката. Заночевали у врача по имени эн'ан Фугёку.

О пики Зноя!Смотрю на бухту ВетраПрохладный вечер…[57]Все пламя солнцаТы влила в воды моря,Могамигава![58]***
Перейти на страницу:

Похожие книги

История Железной империи
История Железной империи

В книге впервые публикуется русский перевод маньчжурского варианта династийной хроники «Ляо ши» — «Дайляо гуруни судури» — результат многолетней работы специальной комиссии при дворе последнего государя монгольской династии Юань Тогон-Темура. «История Великой империи Ляо» — фундаментальный источник по средневековой истории народов Дальнего Востока, Центральной и Средней Азии, который перевела и снабдила комментариями Л. В. Тюрюмина. Это более чем трехвековое (307 лет) жизнеописание четырнадцати киданьских ханов, начиная с «высочайшего» Тайцзу династии Великая Ляо и до последнего представителя поколения Елюй Даши династии Западная Ляо. Издание включает также историко-культурные очерки «Западные кидани» и «Краткий очерк истории изучения киданей» Г. Г. Пикова и В. Е. Ларичева. Не менее интересную часть тома составляют впервые публикуемые труды русских востоковедов XIX в. — М. Н. Суровцова и М. Д. Храповицкого, а также посвященные им биографический очерк Г. Г. Пикова. «О владычестве киданей в Средней Азии» М. Н. Суровцова — это первое в русском востоковедении монографическое исследование по истории киданей. «Записки о народе Ляо» М. Д. Храповицкого освещают основополагающие и дискуссионные вопросы ранней истории киданей.

Автор Неизвестен -- Древневосточная литература

Древневосточная литература