По ту сторону

Дядька Чернобай, особенно придирчиво проверявший, все ли сделано как надо, и тот удовлетворенно сказал:

— Дуже гарну дивчину сробилы. Та за цей дивчиной любой хриц на край свету пийде…

Группа захвата расположилась на опушке леса. От этой опушки до села было не менее пятисот метров. Где-то, примерно на середине, — немецкие окопы.

Володя шел медленно, часто нагибался, срывая полевые цветы. Он уже набрал большой букет, а немцев все не было и не было. Приближается бруствер окопа… Ага, вон на пригорочке за окопом греются четверо. Заметили его, сели, о чем-то переговариваются.

— Медхен, ком, ком! — они махали руками, подзывая его ближе.

Володя остановился, будто в нерешительности, постоял, застенчиво прикрываясь букетом, и пошел в сторону — опять неторопливо, нагибаясь изредка за цветами.

Немцы о чем-то оживленно переговаривались, гоготали. Вот один из них встал, перепрыгнул через окоп и направился к Володе.

«Сразу уходить к лесу нельзя, могут заподозрить, — подумал Володя. — Надо будет немножко поиграть с этим фрицем». А тот был уже метрах в двадцати, шел уверенно, без опаски. На вид немцу было лет семнадцать, не больше, наверное, только что призван по тотальной мобилизации.

Володя подпустил его метров на десять, потом, звонко засмеявшись, отбежал в сторону, чуть поближе к лесу, и опять остановился, поджидая немца и стыдливо пряча лицо в букет полевых цветов. Опять подпустил — теперь ближе, метров на восемь — и ловко увильнул в сторону и опять ближе к лесу. Так повторялось несколько раз. Немец вошел в азарт, расставив руки в стороны, он гонялся за Володей, повторяя одно и то же:

— Паненка, гут! Ком, ком…

Те трое на пригорке громко подавали ему какие-то советы и по-жеребячьи гоготали. Из окопов высунулось еще несколько немцев, они тоже с интересом наблюдали за этой игрой и тоже подавали советы. «Как бы кто-нибудь не пошел ему помогать», — с тревогой подумал Володя.

А немец все больше и больше входил в азарт и один раз чуть не схватил Володю. Пришлось бросить ему в лицо букет. На какое-то мгновение немец растерялся, начал было собирать рассыпавшиеся цветы, потом отбросил их в сторону и кинулся за Володей. И опять чуть не поймал. Теперь они были у самой опушки леса, но куст, под которым сидели разведчики, оказался чуть в стороне. Еще дважды Володя увиливал от немца, и наконец подбежал к этому кусту, и уже тихо направился в глубь леса. Немец догнал его, что-то забормотал, но тут кто-то сзади схватил его за руки.

Когда Володя обернулся, разведчики волокли немца к лощине. Володя бросился вслед за ними.

Должно быть, из немецкого окопа видели, что произошло; полоснула автоматная очередь, но пули прошли высоко, сбивая ветки и кору с деревьев. Потом затрещало еще несколько очередей, дятлом простучал ручной пулемет. Кто-то из разведчиков, прикрывавших отход, тоже выпустил длинную очередь, и в ответ ей заговорило не менее десятка автоматов.

Разведчики бежали что было сил. Но стрельба все отдалялась, видимо, немцы так и не решились преследовать, только палили в белый свет…

В шестнадцать часов ноль пять минут Бажанувка была взята…

А вечером было вручение наград, и Володя Бажанов получил орден Славы. Церемонию вручения фронтовые операторы запечатлели на киноленте вполне достоверно. Вот только орден Володя получил не за этого пленного и даже совсем не за разведку, а, как было сказано в представлении к награде, «за спасение жизни командира в бою».

За жизнь командира

Случилось это более месяца назад в районе Кросно.

После очередного ранения Володя вернулся из госпиталя, свою часть не догнал, а попал в восьмой армейский запасной полк. Там и встретил старого знакомого капитана Изосимова, работавшего в отделе кадров. Изосимов и посоветовал:

— Иди в Триста сороковую дивизию, там командиром роты разведки сейчас капитан Харлов, ты его знаешь.

Харлова Володя действительно знал. Но когда прибыл в 340-ю, Харлова там уже не было. Однако послужной список Володи Бажанова был достаточно убедительным, и командир 1140-го полка, полковник Иван Васильевич Проценко, все-таки взял его опять в разведку.

Володя считал себя везучим, и везло ему главным образом на хороших людей. Куда бы судьба ни закидывала его, везде люди относились к нему как-то по-семейному ласково, и среди них обязательно находился такой человек, который становился настолько родным, как будто ты прожил с ним всю жизнь.

В 230-й таким человеком для Володи стал Виктор Сергеевич Чернобай. Родом из села Катериновка Черниговской области, он сильно переживал за свою семью, но никому об этом не говорил, а Володя догадывался сам, потому что Виктор Сергеевич смотрел на него как-то странно и все вздыхал и вздыхал. Он был уже в годах, по-крестьянски несуетлив, степенен и добр. Доброта эта была какой-то скрытой, он будто стеснялся ее. Сделает что-нибудь хорошее и вроде бы даже застесняется, начинает теребить свои пышные усы, пряча в них смущенную улыбку.