По ту сторону

- Так далеко, - ответил Безайс с расстановкой, - что дальше некуда.

- Я заметил. Она теперь так кокетливо одевается, что это бросается в глаза. Недавно она пришла ко мне напудренная. Я спросил, для кого она напудрилась, - и она страшно смутилась. Я рад за тебя, но нельзя же из-за пухленькой дурочки забывать партийную работу. Почему ты по вечерам никогда ко мне не приходишь? С ней небось обнимаешься?

- Может быть, с ней, - сказал Безайс, страдая от этой вынужденной лжи.

Матвеев встал и снова прошелся по комнате. Его занимало новое ощущение.

- Это немного смешно, - сказал он. - Как на ходулях. Ты куда?

- Мне надо пойти сейчас часа на два.

- Ты подумай все-таки об этом. Все хорошо в свое время. Некогда сейчас волочиться за бабами.

- Я подумаю, - сказал Безайс, открывая дверь.

Он вышел на улицу. Плавал легкий, напитанный лунным светом туман. Из аптеки через большие цветные шары на дорогу падали малиновые, синие и зеленые полосы света. Около фонарей воздух колебался матовыми волнами. Безайс легко поддавался впечатлениям, и теперь эти залитые лунным молоком улицы чужого города будили в нем странное чувство. Ему казалось, что он точно со стороны видит себя самого, идущего неизвестно на что.

- Жизнь собачья, - прошептал он.

Матвеев выматывал из него душу. За эту неделю Безайс чувствовал себя так, точно пережил большую жизнь. Некоторые вещи легче делать, чем говорить о них. Он ругал себя за это, но у него не хватало духа поговорить с Матвеевым начистоту.

Он остановился перед дверью подвала. Здесь было кафе "Венеция"; над входом висела вывеска, на которой были нарисованы море, солнце, горы и деревья. Снизу доносился грохот музыки. Любопытные, нагибаясь, заглядывали в мокрые окна. Безайс спустился по избитым ступенькам, открыл запотевшую дверь и вошел.

В обычное время "Венеция" возбуждала бы в нем неприязнь, но теперь каждая мелочь этого кабака доставляла ему острое наслаждение. Это зависит от того, как глядеть на вещи. Для Безайса "Венеция" была первой в жизни конспиративной явкой. С ней у него связывались все представления о настоящей подпольной работе, и это облагораживало "Венецию", - даже пиво, которое Безайс ненавидел и раньше не мог пить вовсе, теперь казалось ему не таким уж плохим.

Он подошел к крайнему столику в углу и заказал себе пару пива. Народу было немного. У стены, выкрашенной масляной краской, стояла фисгармония, за которой сидел тапер с длинными волосами, в блузе. Он играл добросовестно, изо всех сил, и Безайс уставал сам, глядя на него. Он бил по клавишам, и жилы вздувались у него на шее. По углам стояли волосатые пальмы. За столиком посреди комнаты сидели тесно шесть человек и пили пиво. Они были пьяны, но еще больше хотели казаться пьяными, орали что-то, стучали стаканами и много курили. За другим столом сидела проститутка с бесцветным лицом, в платье с короткими рукавами и в валенках. Компания ухарски переглядывалась с ней, но пригласить не решалась.

Настоящий пьяный сидел за столом около стойки. Он был готов - его можно было убить, и он не обратил бы на это внимания. Только когда женщина встала и, шаркая валенками, прошла мимо него, он вскинул голову и оглушительно крикнул:

- Цыпочка!

- Дурак, - сказала она, не оборачиваясь.

Над дверью звякнул колокольчик. Вошел пожилой человек в мохнатой шапке, огляделся и, увидев Безайса, подсел к его столику.

- Пива, - сказал он половому.

У него было худое, слегка косоглазое лицо. Это был товарищ Чужой. Безайсу он нравился, нравился до того, что одно время Безайс сам начал машинально косить глазами. Чужой казался ему изумительным человеком, умным и фанатичным. Такими он представлял себе народовольцев. Он связался с ним через доктора. Доктор стоял от всего в стороне, но людей знал, ему доверяли, иногда прятали у него литературу.

- Я вам дам адрес одного вашего, - говорил он Безайсу, желчно улыбаясь. - Тоже такой же - заладил о пролетариате, о партии и больше не знает ничего. У вас, у большевиков, не хватает остроумия - вы все как один.

Тапер оглушительно ударил по клавишам, и с пальм посыпалась пыль. Чужой, не глядя на Безайса, спросил:

- Ну как?

- Все вышли. Нужно еще.

- Это кто в Гречихе расклеивал?

- Симоненко.

- Мало. Пошли туда двоих-троих. По набережной можно не расклеивать, все равно там никто не видит. Осипа арестовали.

- Ну-у?

- Вот и ну. За тобой никто не ходит?

- Не видать.

- Осторожно надо. Квартира у тебя надежная?

- Чужой, я хотел поговорить с тобой об этом, - сказал Безайс, еще более понижая голос. - Просто терпенья никакого нет. Ты знаешь, - этот парень, который приехал со мной, он уже начинает ходить. Я сейчас отвиливаю от него, и он не знает, где я бываю. Но в конце концов он узнает и тогда уж дома не усидит. Скучно сидеть так, сложа руки. Я хотел тебя просить, поговори с Николой, может быть, можно у меня на квартире совещание актива провести. За хозяев я ручаюсь, они не выболтают.

- Зачем это?