По ту сторону

- На что мы сейчас бьем? - гудел он. - На то, что они не удержатся. Это их последняя ставка. Если б мы думали, что они продержатся долго, тогда имело бы смысл развертывать подполье и заняться пропагандой. Но они не сегодня-завтра слетят. Японцы уже готовятся к эвакуации. Фронт прорван, они откатываются назад. Поэтому главная работа - военная. Под Бекином их теснят, - надо в тылу наделать панику, смешать, спутать карты. Некогда тут кружками заниматься. Кухаренко - горячая башка, он натворит делов. Ты говоришь, что мы их только пугаем? Что ж. И надо пугать. Нельзя дать им спокойно эвакуироваться. Да ты знаешь, что будет на фронте, когда туда дойдут слухи, что в тылу, в Хабаровске, идет пальба с красными?

Его голос рокотал, как басовые клавиши рояля. Он откинулся на стул и обвел всех взглядом, двигая челюстями, как людоед. Все молчали. Потом заговорил Чужой:

- Я слышал, что сорок вторая снялась из Дупелей. Неизвестно, куда ее сунут, - может быть, в прорыв, если успеют.

- Сорок вторая уже выехала.

Кто-то засмеялся.

- Когда?

- На той неделе. А ты только хватился?

- А откуда этот эшелон?

- Пришел с Имана вчера. Сплошь товарный, с боеприпасами.

- Хорошо бы сообщить Кухаренко, чтобы имел в виду.

- Крепкий орех - сорок вагонов. Если его поднять, от депо ничего не останется.

- Ну, мало ли что!

- В прошлый раз, когда была эта история с японским эшелоном, все шло кувырком. А почему? Потому что действовали стадом. Я бегу к Петьке Синицину, а он ушел к деповским. Потом он кинулся меня искать, а тут подрывники куда-то провалились. А кто виноват? Никто. Чужой дядя. Так нельзя.

- Надо связь держать. Двадцать раз об этом говорили, но вам все как в стену горох.

- Опять завели! Семь верст до небес и все лесом.

- Ты настаиваешь на своем, товарищ Каверин?

- Я ни на чем не настаиваю.

- Нашли время! И о чем спор - о словах!

- Надо решать основной вопрос, - выступаем мы или нет? Что это за фокусы? Надо уметь подчиняться.

Было душно, но форточку из осторожности не открывали. В самоваре клокотала вода. На столе валялись окурки, хлебные крошки, пролитый чай темнел пятнами. Кто-то прожег скатерть и смущенно закрыл дыру стаканом.

- Я за выступление. Каверин говорит, что мы ведем организацию под нож. Ну что же? Надо уметь жертвовать людьми. Без этого не бывает войны. И надо окончательно договориться, чтобы больше не было этих разговоров.

Теперь Матвеев слушал, не пропуская ни одного слова. У него было такое чувство, точно он вернулся в свой старый дом. Все было знакомо, и слова были такие привычные - твердые, отточенные слова бойцов. Где-то раньше он сидел на таком же точно совещании, слушал и вдыхал горячий воздух, напитанный опасностью.

Он нагнулся и глотнул остывшего чая. Его руки дрожали. "Мы еще покажем хорошую работу", - думал он, стараясь унять эту дрожь. Под Калачом, во время мамонтовского рейда, он попал вместе с другими в какую-то конную часть и повесил поверх рубахи саблю и карабин. На небе разгорался ослепительный день, когда они на рысях вылетели на поле, и полынь захрустела под копытами лошадей. Воздух дымился от пыли и зноя. Под ним бесновался его тяжелый конь. Он увидел впереди окопавшуюся цепь, и душа задрожала восторгом и нетерпением, как сверкающий в руке клинок.

- Надо сразу, в одну точку. Пятая рота почти целиком из татар.

- Это липа.

- А сводный полк?

- Он разбросан по всему городу.

- Завтра ушлем кого-нибудь из связи к Кухаренко. Чтоб не было сутолоки, заранее распределим обязанности. Ты уйми своего дурака, этого чернявого. Прошлый раз он совсем с ума сошел. Выступим сразу в нескольких местах. Они сделают главный удар на товарную станцию. Если удастся - подымут этот эшелон с боеприпасами.

- Опасно.

- Почему?

- Да ведь целый состав. Сорок вагонов.

- Ох, что это будет?

- Главные силы бросим на штаб. Это опасная задача, и надо отобрать самых боевых. Потом надо выделить группу человек в пять - резать телефонные провода. Можно поручить комсомольцам, даже девушкам. Они будут не так заметны.

- Повторяю, что я против этого, тем более, что были уже уроки. За что пропал Саечников? За пустяк. Но если уже решено, я предлагаю принять такие меры: во-первых, одновременно со штабом надо ударить по разведке, в частности попытаться освободить Протасова и Бермана.

- Верно.

- Во-вторых, насчет связи. Чтобы в каждой группе был ответственный за это человек. Ведь это курам на смех: бегают друг за другом в догонялки.

- О расклейке тоже надо сказать. Я сам видел позавчера несколько воззваний нарревкома. Одни были приклеены лицом к стене, другие - вверх ногами.

- Штаб я возьму на себя, - сказал Никола.

Теперь Матвеев вспомнил, где это было. В двадцатом году отряд ловил чубатых парней из банды Свекольникова. Стояла серая снежная муть, в которой бесследно тонула цепь. Около монастыря бил пулемет, и пули жадно искали человека. Цепь шла навстречу ветру, и когда сбоку рванул вдруг залп, замерла, упав в снег. Смерть была до того близко, что ее можно было коснуться рукой. Подъехал на измученной лошади комиссар, окликнул командира и сказал сквозь рвущийся ветер: