По ту сторону Алой Реки

Кровавый след провел их через заросли высоких кустов, изломанных несущимся зверем. Олень будто специально выбирал места, где человеку тяжело пройти, но оставлял за собой коридор. Великан шел впереди, и ветки, задеваемые им, больно хлестали Левмира по лицу.

Олень нашелся в овраге. Глаза погасли, могучие бока не вздымались. Левмир увидел обе стрелы.

— В круп зря саданул, — покачал головой великан. — Шкуру попортил. А впрочем, и так хватит.

Он вынул стрелы, перевязал оленю ноги, чтоб не болтались, и с небольшим усилием закинул тушу на плечо. Левмир ахнул от удивления: олень весил не меньше годовалого теленка. Грузно топая по ослепительно-желтому ковру из листьев, великан сказал:

— Через пару дней возьму тебя на другую охоту. Настоящую. Увидишь, чем я занимаюсь, а заодно подумаешь: хочешь ли быть мною.

Остаток дня Левмир учился под руководством великана свежевать и разделывать тушу, превозмогая тошноту и головокружение. Сидя на пеньке, И с любопытством наблюдала за его действиями. Когда же все закончилось, она сказала фразу, от которой Левмир сперва застыл, а потом покатился со смеху:

— Так вот как мясо получается!

Великан тоже рассмеялся. И обиделась. Она ничего больше не сказала, но отвернулась, гордо тряхнув головой. Хотела уйти, но вспомнила про цепь, и лишь дернулась в направлении землянки.

Ужин прошел в молчании. Левмир то и дело посматривал на И, но так и не решился заговорить. Да и что сказать? Нужные слова никак не шли на ум. Ложась спать, он вдруг подумал, что сейчас ему бы очень пригодился совет Саната. Мальчик вспомнил его простую манеру говорить весело о сложном. С этими мыслями он коснулся шнурков на ботинках и замер. Череда озарений пронзила его, заставила содрогнуться.

Санат — предатель! Эта мысль, будто кровью выписанная, висела над всеми остальными. Санат подарил ему ботинки. Ботинки, в которых Левмир ночью бежал через лес, не разбирая дороги. Санат — предатель! Но той ночью он крался к его дому, чтобы спасти. Так кто же он? Друг или враг?

«Как можно даже думать об этом? — шепнул кто-то в голове у Левмира. — Из-за него ты лишился родителей. Их жестоко убили вампиры. Труп отца пролетел мимо тебя!»

Левмир закрыл лицо руками. Слезы просачивались сквозь пальцы, заливали штаны. Мальчика трясло, и он не мог ничего поделать. Рыдания рвались наружу.

Великан спал или делал вид, что спит. Дотлевали угли в печи, землянка тонула во мраке. Совсем один посреди бескрайней ночи, Левмир оплакивал свою несчастную жизнь. Тысячу раз прав проклятый великан! Его Левмир уже чуть не называл папой. А кем же была И? Уж не матерью ли, прикованной к постели из-за безумных донаций лорда Эрлота? Вот так Левмир пытался спастись, вернуть утерянное, вместо того чтобы признать: все кончено. Выплакать положенное и двинуться дальше.

— Папа, — шептал он, вызывая в памяти облик отца. — Мама! — Представлялась добрая мамина улыбка. Их больше не было в мире, пройди хоть тысячу верст, хоть две тысячи!

Маленькие теплые ладошки вдруг коснулись его рук. Левмир не услышал даже бряцанья цепи — И просто оказалась рядом, обняла его и позволила уткнуться в грубую мешковину платья. Сквозь рыдания мальчик слышал знакомый напев, мелодию без слов, будто возвращающую в тот волшебный мир, что окутывал их на маленькой полянке с весело журчащим ручейком и холодно-прекрасным светом луны.

Левмир не заметил, как уснул, убаюканный волшебной девочкой. Когда открыл глаза, она лежала рядом. Великан растопил печь и отворил дверь, впуская утренний свет в землянку. Чем-то гремел, видимо, собирая завтракать. Левмир смотрел на лицо И, освещенное смешанным светом огня и солнца. Приоткрыв рот, девочка тихонько дышала во сне. Можно ли представить кого-то прекраснее? Левмир почувствовал, как глаза вновь застилает пелена слез. Теперь не горя, но гнева.

Вскочил с лежанки, бросился к печке под пристальным взглядом великана. Молоток, зубило. И приподнялась на локтях, ее глаза тоже следили за Левмиром, остановившимся возле нее.

Можно было попросить великана, но Левмир не хотел слов. Он освободил ножку И от одеяла. Брякнула цепь, зубило чиркнуло по металлу, взметнулся молоток. Он бил снова и снова, рыча от напряжения, чувствуя, как металл неохотно подается, разгибается. Наверное, И было больно. Она поджала губы и нахмурилась, но терпела, даже не вздрагивала от пронзительных звуков.

Удар, еще удар, и вот полоска железа отогнулась достаточно, чтобы можно было просунуть руку. Левмир отбросил инструмент. Ладони вцепились в горячее от работы железо. Застонав, он разогнул кольцо. И подтянула ногу и принялась растирать затекшую щиколотку.

— Спасибо, — шепнула она в наступившей тишине.

— Иди, — отозвался Левмир, не глядя ей в глаза. — Иди домой. Я не держу тебя.

Говоря эти слова, снова заплакал. Еще горше, еще страшнее, чем ночью, когда И разделила его боль. Но теперь она не утешала. Девочка бросилась вперед, размахнулась, и ударила Левмира по щеке, потом — по другой. Снова и снова, изо всех сил, что-то крича.