Несколько шагов отделяло его от двери, но Кастилос все искал знамения, толчка, чтобы оставить позади эту жизнь.
— Вы сделали все, что могли, будучи человеком, господин, — сказал Чевбет, положив руку на засов. — Теперь идите, сделайте еще больше, как вампир.
Засов отъехал в сторону, дверь распахнулась, и в гостиную рванулся ветер со снегом. Мимо хозяина дома протиснулся Аммит. Пожилой вампир бросил монетку дворецкому и обернулся на пороге.
— Не скажу, что знаю, какого рода помои плещутся в голове Эрлота, — сказал Аммит, — но могу точно сказать, что это именно помои. А ты, друг мой, изначально стоишь ему поперек глотки. Начни с малого — спаси себя. А потом поразмыслим, как выполнить последнюю волю короля.
Аммит вышел на улицу. Кастилос шагнул следом. Задержался лишь на мгновение — положил руку на плечо Чевбета, тот кивнул в ответ. Когда дверь закрылась за спиной Кастилоса, он издал вздох, в котором слышалось облегчение.
— Предлагаю начать с летучих мышей. — Аммит бросил Кастилосу пробирку. — Закуси как следует, и рванем на счет «три». Кто последний доберется до Сатвира, тому и пытать местных.
— Мы что, играем? — поморщился Кастилос.
— Ты ведь купался в водах Алой Реки! Любопытно, на что способен этакий выскочка, не успевший разменять первую сотню лет.
Кастилос усмехнулся. Пожалуй, ему недоставало именно этого — общения с вампиром, равным по силе. Он поднес к губам пробирку, нажал на драконью голову и выпил всю, до капли, ароматную кровь. Нестерпимый жар на миг объял тело, но быстро превратился в приятную теплоту.
— Один вопрос. — Кастилос бросил пустую пробирку в снег. — Откуда ты знаешь, что след ведет в Сатвир?
Аммит сделал обиженное лицо.
— Я все же телохранитель принцессы. Было бы нелепо не знать, где и с кем она проводит время.
— Ты следил за ней в ту ночь?
— Я за ней не следил. Милашка И засекала меня за версту, как минимум, устраивала страшные скандалы. Все, что нужно знать, она сказала сама. А все, что нужно делать, сообщил Эмарис, да упокоится дух его по ту сторону. Ну так что, ты взялся мне зубы заговаривать?
Вместо ответа Кастилос прыгнул и тут же исчез. Спустя мгновение исчез Аммит. Две летучие мыши, одна черная, другая — серая, будто седая, купаясь в воздушных потоках, понеслись в сторону Сатвира.
— Расскажи об Алой Реке.
И, расстилавшая новую солому вместо слежавшейся, замерла. Быстрый взгляд метнулся к Левмиру.
— Что рассказать?
— Правда, что если испить ее воды, станешь вампиром?
— Да, — сказала И. — Нет, — добавила, подумав.
Левмир смотрел на нее непонимающим взглядом. И поспешила объяснить:
— Человек не дойдет до Алой Реки. Даже вампирам непросто. Санат пять лет ходил, про него уж и думать забыли. Говорил, что увидел Реку, когда силы совсем закончились.
Ратканон хмыкнул. Он грелся возле печки — ни дать ни взять, обычный старичок, только очень уж высокий и широкоплечий.
Левмир склонился над листом бумаги. Извилистая река, струящаяся меж черных берегов. Жаль, нет красок — река оставалась белой.
— Говорят, — задумчиво сказал он, — что воды Реки — это кровь…
— Так и есть, — с серьезным видом кивнула И. — Кровь драконов.
— Сказки, — буркнул Ратканон.
— Вовсе и не сказки! — возмутилась девочка. — Давным-давно, когда ни людей, ни вампиров еще не было, жили два дракона — черный и белый. Они постоянно сражались, и то один побеждал, то другой. Но как-то раз сцепились не на шутку, и белый разорвал черного пополам. Упали половинки, а между ними потекла драконья кровь. Но белый понял, что и сам смертельно ранен. Тогда он вырвал свое сердце, бросил его в начало потока. Сердце стало гнать кровь, будто по-прежнему билось в груди дракона. Тело черного дракона стало берегами Алой Реки, а белый дракон превратился в нашу землю, на которой все мы живем. Так все и было, папа рассказывал!
Левмир и Ратканон выслушали рассказ. У мальчика заблестели глаза, но великан усмехнулся в усы:
— Кто ж там был, да все видел?
— Никто! — И посмотрела на него с удивлением. — Но ведь вампиры вышли из крови. Они сразу знали о драконах.
— А люди, можно подумать, не оттуда вышли?
— Ну, люди… Люди жили, умирали, и память исчезала постепенно. А вампиры продолжают помнить. Особенно первые, которые из Реки вышли.
Несколькими штрихами Левмир изобразил сердце дракона. Большое, похожее на коровье.
— Я нарисую эту историю, — улыбнулся он.
— Здорово! — воскликнула И. — Так люблю, когда ты рисуешь!
Левмир покраснел и отвернулся. Напевая песню-молитву, И набросала еще соломы на пол. Сверху легла медвежья шкура.
— Ну, сейчас мусор вынесу и можно ложиться, — сказала девочка.
Сгребла старую солому, шагнула к двери. Пальцы уже легли на задвижку, но замерли. Снаружи отчетливо послышался смех. Захлебывающийся, дикий, будто у смеющегося началась истерика. Ратканон поднял голову — ладонь уже держала топор. Левмир уронил рисунок, вскочив на ноги.
— Самострел! — прошипел Ратканон.