По ту сторону Бездны (СИ)

И взгляда сияньем ясным...»

Светоч, пощади! Так любить, так верить, отдавая все, выворачивая душу... Коэр! Прекрасный, нежный, умеющий сказать нужные слова... самые нужные... И забрать себе все, без остатка, без сожаления!

«До конца останусь твоей

Не найдя иного приюта,

Чтобы в тысяче новых дней

Наслаждаться каждой минутой.

Растворившись в твоей крови,

Прямо в сердце тебя целуя...»

Все то же, все о том же, вот только другими словами. Это бесконечные признания в любви? Или бесконечный самогипноз на тему слияния и жизни после смерти? Стихов еще много, но не могу больше, не могу! Нервно листаю до конца. Где под последним стихом красным фломастером выведено: «С днем рождения! Люблю! Лиза». И подпись - такая родная, такая знакомая: большая, составленная из двух красивых полукружий Е, обведенная почти что кругом - толстенькой С, переходящей в мелкие невнятные завитушки. Е.С. - Елизавета Соловьева.

Лиза, Лизка, Лизонька... Скрючившись на зелененькой травке, я даже не рыдаю, я вою, я захлебываюсь кашлем, желчью выплевывая свою боль, баюкая на груди эту жалкую тоненькую тетрадку. Вот теперь я вспомнила все! Поездку на Гору, препирательства с теткой, прекрасного вампира, пришедшего мне на помощь и попросившего взамен ни много ни мало - крови. Как я смеялась, и как подсунула ему Лизку, полагая, что ей полезно пообщаться вживую со своей сказочной мечтой и протрезветь наконец от своей любви к вампирам... Я еще не знала тогда, что от этой любви протрезветь невозможно, не знала, что просто крови ему мало, что ему нужна жизнь - до последней капли. Не знала, что даже не для себя...

Да, я вспомнила теперь, как мы с ним ругались, как я ненавидела его - до тремора рук, до дрожи... И Лизку, пришедшую ко мне попрощаться, и серпик луны за окном, и розовую ванну, и миллионы розовых лепестков. И отчего я так ненавижу розы...

Лоу.

А еще - ласковые глаза и нежные руки, забота, тепло, участие. «Я умею быть тем, кто нужен сейчас». Очаровал, уболтал, согрел. Спас. И бросил.

То падение... падение я ему простила, мне себя в тот момент уже почти не жалко было. А вот Лизка... Как простить ему то, что он сделал с Лизкой? Не просто убил, влюбил в себя, вывернул душу ей наизнанку, заставил самой себя ему в дар принести... Даже не себе. Своим друзьям.

И только розы кругом. Миллионами, миллиардами розовых лепестков. Совершенных, прекрасных. Несорванных. Пока. И все эти розы душат, душат, запах слишком тяжел, слишком приторен... Задыхаюсь. Захлебываюсь. Умираю.

- Привет, моя хорошая.

Сидит. И откуда взялся? Чистенький такой, красивый. Обхватил ручками коленочки. Рубашечка белая-белая, и штанишки лишь на пару тонов темнее, и даже ботиночки - беленькие, словно грязь к ним и вовсе не пристает. И кудри его серебряные по плечам небрежными волнами, и солнце в них играет. И больно. Так больно.

- Зачем? - ничего более осмысленного в голову просто не приходит. - Зачем, Лоу? Зачем?

- Зачем что, милая?

- Милая? - горько усмехаюсь. - А ее ты тоже звал милой?

- И милой звал. И любимой. И единственной. Мне было не сложно. Я мог подарить ей не так уж много за ее жизнь. Ей хотелось небывалой любви. Разве я вправе был отказать?

Вот так все просто. Ей хотелось любви - изобразил, ему нужна была кровь - забрал. И ни тени сожаления. Ни грамма раскаянья.

- Ты хоть мгновение ее любил? Хоть капельку, хоть совсем чуть-чуть?

- Нет, - он смотрит прямо и спокойно. Ему не больно, ему не стыдно, ему не жаль. - Там нечего было любить. Фальшивая девочка из фальшивой страны. Насквозь надуманная и искусственная.

- Как ты можешь?.. Как ты можешь - так?! - меня душат рыдания, слезы водопадами катятся, еще и икота бить начала. А он сидит, такой чистенький. Красивый, спокойный. Не улыбается вот разве что, и то счастье. - Ты убил ее, срезал, не задумываясь, словно розу, и еще и... она для тебя была недостаточно хороша? Фальшивая? Да она душу тебе отдавала, да она сердце на ладонях дарила... и это для тебя - ничто?! Искусственность? Да ты эту тетрадку вообще открывал? Ты читал ее? Хоть из любопытства? Для смеха может?

- Да, Ларис, я это читал. Текст письма подражательный, стихи слабые.

- Как ты можешь! Это не подражание, это...

- Это попытка выехать на литературной классике столетней давности. У меня хорошее образование, Лара, я знаком с вашей литературой. И прекрасно вижу, что здесь она просто копирует...

- Я прекрасно знаю, кого она копирует! И она не копирует, она пропускает через себя, она этим живет, дышит! Она чувствует, что ее эмоции настолько созвучны, что лучше и не скажешь. Да, она вычитала в книжке эти обороты и интонации, но это ее обороты и ее интонации, она искренна в каждой букве!

- Она рисуется. Даже перед собой, - все та же холодная беспощадность. - Там, где тебе мерещится искренность, я вижу лишь плагиат. И полную неспособность быть самой собой.

- Ты бессердечное чудовище!