По ту сторону черты (СИ)

— Что? — Резко выпрямляется, дернувшись назад. На лице полное недопонимание. Глаза нервно бегают, осматривают меня. Маура пытается понять, пошутил я или нет. — О чем ты говоришь? — Поднимается на ноги, направляясь прямиком к бару, достает какую-то бутылку и сжимает в руках. Женщину слегка потрясывает. Видно, как она дрожит. И в этом лишь я один виноват. Мои слова довели ее до такого состояния. Но ведь она же не думала, что я могу поступить по-другому. Начну утешать ее, говорить сочувственные слова, возможно даже обниму, окажу какую-нибудь помощь. Нет, такого делать я никогда не буду. Тем более с этой семьей. Слишком много проблем принес мне Керкленд, чтобы снисходительность проявлять ко всем его родственникам. Раз он не думал о них, когда решился пойти на преступление, то и мне тем более нет до них никакого дела.

— Тогда в моем кабинете. — Решаю рассказать ей всю правду. Насрать на боль и мучения. Насрать, что ей будет неприятно об этом слышать. Меня не заботит ее самочувствие. Только лишь согласие нужно. — твоему мужу было предложено два варианта. — Показываю ей средний и указательные пальцы. — На кону стояла ваша прелестная дочь. Малышка Блэр, что должно быть в своей комнате сейчас находится, плачет по отцу. Расстроена очень его смертью. Ведь как мне сообщали, они были довольно близки. Правда после его повторяющихся измен, он редко стал с дочерью видеться. Любовницы оказались важнее родной плоти и крови. — Он мог отдать мне ее без скандала, препирательств. Просто согласиться на это. Или же. — С каждым сказанным мной словом Маура меняется в лице. От шока до безумной ярости в глазах. Она с такой силой сжимает пустой стакан, что стекло того и гляди треснет в ее руках. Готов поклясться, слышу скрежет ее зубов. Вдова может в любую секунду наброситься на меня с кулаками. — все, что он имеет: ваш чудесный особняк, машины, яхта, даже городская квартира, — отойдет мне. — Усмехаюсь краешком губ. — Ты, моя милая, останешься на улице без гроша в кармане. Даже на кофе не будет ни одного реала (реал — денежная единица Бразилии — прим. автора).

— Пошел вон, — произносит еле слышно, тяжело дыша. — Вон из моего дома, Морейра. — отбрасывает стакан куда-то в сторону. Он даже не разбивается, так как оказывается на кушетке. Вот нужно ей сказать, быть поосторожнее с чужой собственностью. Не выплатит же за ущерб. — Пошел вон! — В три шага оказывается около меня, упирается руками в подлокотники кресла и нависает надо мной. Смотрит своими карими глазами, пытаясь запугать, подавить, прогнать. — Ты никогда не получишь мою дочь, ничтожество. — Словно ядом брызжет. Шипит как змея при виде своего заклятого врага. — Таким как ты место в тюрьме, а не в приличном обществе. Ты уничтожаешь все, к чему прикасаешься. — Ее лицо очень близко от моего. Ее шея так и манит вцепиться в нее руками и начать душить, лишь бы она поскорее заткнулась. А еще лучше сломать ей ее. Просто чуть сильнее надавить, повернуть в сторону и лишить жизни эту дрянь. Тогда все будет проще простого. Без ее согласия получу все, что хочу. — Никто не хочет иметь дело с ублюдком, который…

Резкое движение — толчок ей в грудь. И вот она уже на полу лежит, вскрикнув от боли. Должно быть очень сильно ударилась, поэтому и скулит, как гребаная собака, получившая удар от своего хозяина. Заслуженно получила. Такое положение как раз для нее. На спине, с раскинутыми вверх руками, закрытыми глазами. Обычная падаль, коих ставят на место словами, действиями. Чтобы впредь они себя не вели слишком дерзко и нагло. Иначе здорово об этом пожалеют.

Поднимаюсь на ноги, снимаю с себя пиджак, бросив его на стол, подхожу к неподвижно лежащей Мауре и приседаю на корточки рядом с ней. Она смотрит на меня запуганным взглядом. Боится стерва моей реакции. И правильно делает, так как разговаривать со мной подобным образом никому не позволено. Тем более женщинам. Молчит, не произносит ни слова, просто наблюдает за мужчиной, склонившимся над ней. Боже! Как же нравится демонам, что внутри находятся, видеть страх в глазах других людей. Как же они подпитываются от этого, получая очередную дозу страданий.

От чего еще сильнее становятся, еще более жестокими. Они подсказывают порой совершать самые опасные, низменные вещи, на которые с радостью иду. Нравится такая жизнь, полная темноты, порока, грязи, денег, раскрепощенных женщин. Когда ты ломаешь человеческие судьбы. Когда распоряжаешься чужой жизнью, пусть и принося что-то в жертву. Так как в этом мире поступать приходиться именно жестокими способами. А раз Маура этого до сих пор не поняла, надо ей объяснить.

— Ты же умная женщина, донна Керкленд. — Провожу рукой по ее волосам. Несколько прядей все же выбились из прически, чем портят образ примерной, скорбящей вдовы. Немного это небрежно. — Неужели не понимаешь, кому ты говоришь все эти слова? — Все же хватаю ее за шею, слегка сдавливая горло.