Погода снова была по настоящему весенней и теплой, хоть и пасмурной. Лужи после ночного дождя успели высохнуть. В такси играла какая-то современная попсовая мелодия, хотя в моей голове продолжали кружиться мотивы траурного марша.
Только собиралась подойти к консьержке, чтобы узнать у нее, дома ли тот, кого я ищу, как Денис сам вышел мне навстречу из широкого проема, ведущего на подземную парковку.
— Ева? — удивлено поднял он брови, и я не смогла угадать по взгляду, что он думает о моем неожиданном визите. Зол? Раздражен? Взволнован?
— Денис. Я хотела поговорить с тобой.
— Пойдем, — кивнул он и я молча поплелась вслед за ним вверх по ступенькам.
Ни один из нас не проронил ни слова, пока мы не вошли в двери его пустой квартиры.
Хорошо, что ты зашла. Я как раз должен был передать тебе кое-что.
Что же, по крайней мере он меня не прогнал и мне не нужно было выдумывать причину, по которой я приехала. Уже неплохо.
Он неторопливо взял с полки в прихожей продолговатую черную коробочку и протянул мне молча, без объяснений.
Но объяснения и не требовались. Еще до того, как я прочла полустертую серебристую надпись «Parker» на ней, я уже знала, что именно в ней лежит.
— Счастливая ручка… — пробормотала я не слушающимся меня сдавленным голосом. — Но почему ты решил отдать её мне? Или это решил… не ты?
Конечно, нет. Это Станислав Викторович попросил его. Может быть потому, что Денис мог, как и мне, резко ответить отцу «я не верю в подобную чушь»? Но ведь теперь все поменялось? Или нет?
— А кому еще ее отдавать?
Я прижала коробочку к груди, второй рукой обхватив себя за плечи. Только теперь, по каким-то еле-заметным признакам я заметила, что Лазарев явно не так спокоен, как хочет казаться. Он взвинчен и, кажется, все-таки зол.
— Тебе. Он звонил мне несколько дней назад…
— Я знаю, — резко оборвал Лазарев. — Но что бы он тебе ни сказал…
Теперь уже я перебила, не удержавшись. Денис должен был, просто обязан был, знать:
— Он сказал, что гордится тобой, несмотря на то что ты не считаешь это важным. Твой отец правда любил тебя и считал достойным преемником! — горячо выпалила я на одном дыхании.
В ответ Денис неожиданно рассмеялся, но не весело. А зло и горько.
— Неужели ты не понимаешь, Ева?! Я не так часто встречался с отцом, и не так много тем обсуждал. В основном это всегда были какие-то рабочие моменты. И я постоянно слышал о Еве Ясененевой. О том, какая ты находка для S, о том, что таких талантливых и способных юристов еще поискать, о том, что у тебя большое будущее! Тебя он готовил в свои преемники! И лишь болезнь спутала ему все планы! Рак подкосил его раньше, чем ты была к этому готова!
Я покачала головой, отказываясь верить его словам.
— Это не так!
— Не прикидывайся глупее, чем есть на самом деле, Ева! — выдохнул он, сверкая темно-серыми глазами, а голос и взгляд его были холоднее льда.
— Ты был важен ему! Он искренне переживал о тебе и заботился как умел!
— И, тем не менее, узнав о том, что его планам не суждено сбыться, прося меня о помощи, он умолял меня позаботиться именно о тебе!
И я застыла, укладывая в голове услышанное. Обо мне? Вот почему Денис все-таки сделал меня своим личным помощником? Но теперь, зная предысторию, я поняла, что причина, по которой он согласился, была иной.
Почти прошептала:
— А ты?
Он шумно выдохнул. И его ответ тоже прозвучал непривычно тихо:
— А я, столько лет выслушивая дифирамбы Еве Ясеневой думал, что придя в бюро, наконец, открою отцу глаза и по стенке ее размажу. Тем более, когда увидел вместо описанной умницы-красавицы легкомысленную девчонку, которая вместо работы сидит на сайтах знакомств. А потом все запуталось.
Я молчала, не зная, что сказать. Его жестокие слова отозвались внутри чувством собственного поражения. Пульс застучал в горле, а слезы обиды снова защипали под веками.
Кажется, мы друг друга стоили. Пока я считала, что вожу его за нос, используя фейковый профиль на Мамбе, он использовал просьбу отца помочь в бюро как возможность открыть ему глаза и указать на мою никчемность. Только кто из нас победил, непонятно? Или мы оба проиграли?
Я протянула в его сторону свободную руку, ощутившуюся внезапно неожиданно тяжелой. Почему-то мне казалось, если я коснусь его, это что-то изменит. Скажи Денис сейчас, что передумал, что изменил свое мнение обо мне, что я ему небезразлична, я тотчас забыла бы о его словах и о той боли, что они мне причинили. Но этого он не сказал.
— Уходи, Ева, — проговорил Лазарев тихо, отшатнувшись от меня, словно от прокаженной, не желая выдерживать молчаливую дуэль наших взглядов. — Мы поговорим обо всем, но не сейчас. Просто дай мне побыть одному.
В его глазах тоже была боль и вселенская усталость. В этот момент он все-таки показался мне как никогда уязвимым и нуждающимся в поддержке. Тем не менее, его слова нельзя было толковать иначе. Моя поддержка была ему не нужна.
И я ушла, пятясь назад, пошатываясь, прижимая к груди черную коробочку со счастливой ручкой, так, словно она была единственным, что у меня осталось.
14. Забвение