По ту сторону фронта

Уже через несколько минут он убедился, что с расшифровкой что-то не получается: то ли он забыл ключ, то ли в тексте письма что-то было спутано. Он применял разные варианты, переставляя цифры, пытался разобраться по смыслу, но безуспешно. Когда кто-либо заходил к нему с вопросом, начальник разведки только отмахивался и не говорил ни слова. Он отказался от обеда и лишь приказал растопить в землянке печь.

– Вот не везет, так не везет, – досадовал Пушкарев. – Хоть волосы на себе рви.

– Побереги волосы! – шутил Добрынин. – У тебя их и так на полторы драки осталось.

Хотя комиссар и не показывал виду, но он тоже нервничал и расхаживал по землянке, покусывая ус.

В самом деле, обидно получалось. Ведь важнее всего было не содержимое мешка, а именно содержание коротенькой записки, не поддававшейся расшифровке: возможно, там шла речь об условиях дальнейшей связи или было какое-нибудь предупреждение.

Когда день подходил к концу, в штабную землянку быстро вошел Костров.

– Вот пока все, что мог разобрать, – объявил он. – Мешков сброшено два. Надо искать второй. Это какая-то шарада, а не депеша. У меня уже мозги набекрень.

Зарубин немедленно приказал поднять всех людей и разослать на поиски.

– Пойдемте все, – обратился он к Пушкареву и Добрынину. Те не возражали.

– Голубчик, Георгий Владимирович, – просительно сказал Пушкарев Кострову, – а вы уж поломайте голову еще… Вдруг еще пара словечек прояснится, – и, схватив автомат, он выбежал из землянки.

Костров вышел, набрал пригоршню снега, потер лоб и снова отправился в окружкомовскую землянку.

Поиски, закончившиеся поздно ночью, ничего не дали. Партизаны вернулись усталые, с пустыми руками.

– Что делает Костров? – спросил Зарубин, проходя мимо окружкомовской землянки, в которой мерцал тусклый огонек. – Давайте заглянем.

– По-прежнему мозгами ворочает, – сказал Добрынин.

Они вошли в землянку. Костров сидел за столом и дремал над злополучным письмом.

Рано утром, до восхода солнца, когда мороз особенно пробирает, на передовую заставу пришел неизвестный человек в лохмотьях, худой, обросший, почти разутый. Он потребовал, чтобы его отвели к самому большому начальнику.

На заставе на всякий случай обыскали его, а потом привели к Зарубину. Человек рассказал, что недалеко от своей деревни, в лесу на сосне, он обнаружил парашют с грузом, снял его и спрятал.

– Видать, для вас это гостинец, – спокойно заключил он.

– Далеко отсюда? – оживился Зарубин.

– Верст пять, не боле…

– А как ты нас нашел?

Крестьянин ухмыльнулся, шмыгнул носом, утер его рукой и ответил:

– Мы тутошные, знаем про вас.

– Сам-то ты кто? – вмешался в разговор Пушкарев.

– Колхозник я был, из колхоза «Верный путь», а сейчас так, никто, пришей-пристебай.

– А почему ты не партизанишь?

Крестьянин задумался на мгновенье, потоптался на месте, потрогал рукой коротко остриженную бороденку.

– Не с руки мне, товарищ, восьмой я в доме. Пятеро детей, а старшему двенадцать, старик со старухой… Так что и рад бы в рай, да грехи не пускают…

– А жена?

– Угнали куда-то… идолы!.. Да вот вас я знаю, – оживился мужик, кивая на Пушкарева. – Фамилии не знаю, а звать знаю как: Иван Данилович.

– Откуда же ты меня знаешь? – поинтересовался Пушкарев.

– А вы у нас в деревне собрание проводили… насчет танковой колонны…

Гостя накормили, обули в новые валенки, Добрынин отдал ему свой пиджак. Наделили его махоркой и с группой конных партизан отправили к месту, где был спрятан парашют.

Возвратились ребята под вечер с тяжелым мешком. В нем были сухари, сахар, соль, табак, спички, белая мука и такой же, как и в прошлый раз, небольшой конверт.

– Ну, Георгий Владимирович, не осрамись, постарайся, дорогой, – необыкновенно ласково попросил Пушкарев. – А где же этот мужичок? – спохватился он вдруг.

Кто-то из партизан сказал, что крестьянин, доведя их до места, распрощался и ушел.

– Вот это да! Это не нашему Редькину чета! Это человек с большой буквы! Напрасно отпустили. Надо было его основательно отблагодарить. А фамилию-то хоть узнали?

– Узнали, товарищ Пушкарев. Сурко его фамилия. И где живет, знаем.

– Ну, хорошо, – успокоился Пушкарев. – Таких людей забывать нельзя.

В этот день настроение у всех было приподнятое. Но больше всех радовался и одновременно тревожился Пушкарев. На его ответственности лежало не только руководство отрядом Зарубина. Ему была поручена организация подпольной работы во всех смежных районах, и он, пожалуй, особенно остро ощущал отсутствие связи с Большой землей. С нетерпением ожидая результатов расшифровки, Пушкарев беспокойно прохаживался по лагерю, от штабной землянки до окружкомовской.