Беляк как сотрудник управы мог под каким-нибудь благовидным предлогом проникнуть в типографию и посмотреть, что за народ там работает. Но этот вариант отклонили. Появление Беляка в типографии, к которой он не имел никакого отношения, будет замечено и может впоследствии навести гестапо на след.
Кудрин давно вышел на пенсию, и у него не было предлогов для посещения типографии. Оставался Найденов. Решили послать его.
– Больше некого, Степаныч, – сказал Беляк. – Иди и просись на работу. Возьмут – хорошо, не возьмут – черт с ними! Важно, чтобы ты разведал, нет ли там знакомых.
Найденов сходил. Сверх ожиданий он был принят техноруком и даже представлен директору-немцу. Ему пообещали работу и попросили наведаться через месяц. Технорук записал на всякий случай домашний адрес Найденова. И этим все окончилось. Знакомых людей в типографии не оказалось. Разведка, по сути дела, ничего не дала.
Но тут опять выручил Кудрин. Он сказал, что экспедитором типографии, через руки которого проходят все выполняемые заказы, работает некий Працюк. Этого человека старик помнил еще по Минску, а потому и предложил «пощупать» его.
– Хитрая бестия, жулик, а трус, каких свет не видел, – характеризовал Кудрин Працюка.
Эта фамилия что-то напомнила Беляку.
– У него дочь есть? – спросил он.
– Вот этого не знаю, – ответил Кудрин. – Знакомство у нас было шапочное. Больше наслышан о нем, чем знал лично.
– В финансовом отделе управы на днях появилась девушка, тоже Працюк. Помощником фининспектора работает. Не его ли родня? – сказал Беляк.
– Возможно, – пожал плечами Кудрин.
На другой день Беляк установил, что восемнадцатилетняя Фаина Працюк, принятая с санкции Чернявского помощником инспектора, дочь экспедитора типографии Працюка.
План действий тотчас же возник в голове Беляка. Он в тот же день направил сообщение в отряд и попросил помощи. Через два дня пришел положительный ответ.
После этого Беляк представил заместителю бургомистра список финансовых работников управы, которые должны выехать в командировки по районам. Список был одобрен и утвержден. На другой день семь сотрудников, и в их числе Беляк, разъехались в различных направлениях. Фаина Працюк тоже отправилась в один из районных центров.
Два дня спустя, придя вечером с работы домой, экспедитор Працюк застал жену в слезах. Она подала ему письмо. Писала их единственная дочь Фаина. Она сообщала, что за деревней Клинки, где начинается лес, ее и возчика схватили партизаны и увезли в свой лагерь. Ее судьба зависит сейчас только от отца. Он должен взять в типографии все, что она перечисляет, и к вечеру 10 февраля доставить в условленное место. Ни в коем случае не позднее. Если же он вздумает показать это письмо кому-нибудь, то больше не увидит Фаину.
Десятого февраля ночью партизаны извлекли из заброшенного колодца два тяжелых, хорошо упакованных свертка. В ту же ночь свертки были переправлены в леспромхоз, а оттуда на кладбище, к Микуличу. В свертках, по-хозяйски обернутых мешковиной и тщательно увязанных шпагатом, оказалось все, что было нужно для типографии: шрифт, пробельный материал, банка с краской.
Одиннадцатого февраля Фаина вернулась домой и попросила родителей не вспоминать об этой истории.
Капитан Костров, организовавший похищение девушки, и не думал, конечно, увозить Фаину Працюк в лагерь. Все эти дни она сидела в заброшенной лесной сторожке.
Подпольщики весело смеялись над своей проделкой, разбирая содержимое свертков.
– Вот шкура! – загорячился Микулич, открыв небольшую банку с краской. – Смотрите, сколько положил, Тут и на одну газету не хватит.
– А ну, дай сюда, – попросил Кудрин. Он попробовал краску пальцем и даже взял на язык. – Краска из хороших сортов, – заявил он. – А насчет того, что не хватит, не беспокойся. Чтобы оттиснуть тысячу экземпляров такой газеты, как наша, понадобится не больше ста граммов. Понял? – Он весело подмигнул Микуличу. – А тут ее не меньше килограмма. Вот и подсчитай.
Дело было только за бумагой. Но для первого номера бумагу кое-как наскребли, хотя и не без труда. Немного было в отряде, немного достал Беляк в управе, кое-что принесли другие подпольщики. И типография заработала.
Удалось подпольщикам и добыть сведения, которые запрашивала Большая земля. Наташа Горленко, работавшая на аэродроме, сообщила, что там находятся тридцать шесть немецких бомбардировщиков, пять транспортных самолетов и два – неустановленного типа. В трех больших штабелях вдоль железнодорожной ветки, ведущей к аэродрому, сложены авиабомбы. В тупике, на рельсах, стоят четыре цистерны с бензином. На территории аэродрома насчитывается до двух десятков автомашин. В единственном уцелевшем двухэтажном здании, где был раньше клуб летчиков, размещено общежитие летного и технического состава авиачасти. Обслуживающий персонал живет в деревянном бараке и в землянках. Аэродром бездействует вторые сутки. Все заметено снегом так, что у некоторых самолетов едва видны стабилизаторы. Из города пригнали людей и поставили их на расчистку подъездных путей к аэродрому.