Читаем По ту сторону фронта полностью

— Иди, иди, — напутствовал его Беляк. — Надо ковать железо, пока горячо.

В подвале остались Костров, Беляк и Снежко. Беляк передал начальнику разведки документы, изготовленные для Охрименко и Макухи, которые были заказаны задолго до этого.

— Не догадываешься, зачем это нужно? — спросил с улыбкой Костров.

Беляк покачал головой.

— Думаю провести параллельную проверку. Одно сообщил Скорняк, другое разведает Марковский, а третье увидят своими глазами наши ребята.

— Ничего себе ребята! — усмехнулся Беляк, имея в виду возраст Охрименко и дедушки Макухи. — А под каким предлогом они там появятся?

Костров объяснил свой план.

— Неплохо, — согласился Беляк.

Тут же решили, что как только поступят сведения от Марковского, Беляк без задержки направит их в леспромхоз. Потом распрощались.

Костров и Снежко покинули подвал.

<p>7</p>

Выслушав начальника разведки, Зарубин сказал:

— Ты, конечно, уверен, что Марковский будет принят на работу к останется цел и невредим?

Да, Костров был в этом уверен. Поведение Скорняка рассеяло всякие сомнения. «Большой трус, — решил Костров. — Во-первых, опасается за свою шкуру, во-вторых — за судьбу своего выводка, в-третьих — за свой дом. Он, наверно, даже рад, что дело обернулось таким образом, что и волки сыты и овцы целы».

— Все твои три варианта разведки, — сказал Зарубин, — будут лишь подготовкой. Потом настанет моя очередь действовать. А поскольку это так, пойдем сегодня в леспромхоз.

Новая прогулка не особенно улыбалась Кострову: частые путешествия в город и обратно очень утомили его.

— А что, если мы не пойдем, а поедем? — осторожно спросил он командира бригады. — Запряжем парные сани и покатим.

— Еще лучше, — ответил Зарубин. — Давай командуй и заходи в окружкомовскую землянку. Надо попрощаться с комиссаром и Пушкаревым. Предупреди Охрименко и Макуху. Пусть будут готовы.

…Пушкарев и Добрынин готовились идти в бригаду Локоткова, и Зарубин застал их за упаковкой вещевых мешков. В ближайшие дни должна была состояться межбригадная партийная конференция, которую надо было хорошо подготовить.

— Ну как, наговорились? — встретил Зарубина комиссар.

— Наговорились.

— Получается что-нибудь?

— Хорошо получается.

— У Кострова, батенька мой, всегда получается, — весело заметил Пушкарев. — Я удивляюсь только, как он мог работать до войны преподавателем. Он по призванию или разведчик, или дипломат.

— Пожалуй, верно, — согласился Зарубин и коротко рассказал, что сделали Костров и Снежко в городе.

И Добрынин и Пушкарев выразили искреннее удовлетворение.

— Я часто думаю о Кострове, — сказал Пушкарев, — и пришел к такому выводу, что… — Он осекся. В землянку вошел капитан Костров.

Тут же начали прощаться, так как Костров доложил, что сани готовы.

— Вот что, Валентин Константинович, — сказал Пушкарев, положив руку на плечо Зарубина. — За своевременную явку делегатов твоей бригады на конференцию несешь ответственность ты, как член бюро окружкома. Разреши надеяться, что все будет в порядке?

— Разрешаю, — улыбнулся Зарубин и обнял Пушкарева. — Не подведем. Тут есть и кроме меня член бюро. — Он подмигнул в сторону Кострова. — Я их всех заставлю помогать мне…

— Правильно! — одобрил Добрынин. — Но ты не вздумай только без меня школой заняться.

— Нет, нет, — успокоил комиссара Зарубин. — Для меня самого еще неясно, как ею заняться. Вот соберем с Георгием Владимировичем все данные, а тогда сообща подумаем. Во всяком случае, до конференции ничего не получится.

Все еще раз пожали друг другу руки. Зарубин и Костров направились к заставе, где их ожидали сани.

В сторонке от заставы, около саней, горел костер, и вокруг него сидели партизаны. Погода стояла тихая, безветренная, теплая. Аромат хвои смешивался с запахом махорки, которой усиленно дымили партизаны. Охрименко и Макуха лежали в санях, о чем-то беседуя. При появлении командира бригады и начальника разведки, которых сопровождал дежурный по лагерю, все поднялись.

— Вернется лейтенант Рузметов, — сказал Зарубин дежурному, усаживаясь в сани, — передайте ему, что я буду завтра.

— Есть! — коротко ответил тот.

Сытые кони взяли с места, и дедушка Макуха уперся ногами в передок, чтобы сдержать их горячий бег. Комья снега из-под копыт лошадей взметывались кверху, летели в сани, попадали в лицо. Зарубин и Костров улеглись на бок, лицом к лицу. Приятно было прокатиться в теплую погоду по лесу, зная, что тебя ожидает уютный, натопленный дом.

Зарубин впервые ехал в леспромхоз. До этого у командира бригады не было надобности показываться там, и он только смутно, со слов других представлял себе старосту Полищука, который уже оказал немало услуг партизанам.

«Посмотрим, каков он из себя», — думал Зарубин, пытаясь мысленно нарисовать себе образ старосты.

Ему представлялся высокий, бородатый, хмурый мужик с медной бляхой на груди, с басовитым голосом и черными сверлящими глазами. Таким он и приснился Зарубину, незаметно задремавшему в санях.

Перейти на страницу:

Все книги серии Военные приключения

«Штурмфогель» без свастики
«Штурмфогель» без свастики

На рассвете 14 мая 1944 года американская «летающая крепость» была внезапно атакована таинственным истребителем.Единственный оставшийся в живых хвостовой стрелок Свен Мета показал: «Из полусумрака вынырнул самолет. Он стремительно сблизился с нашей машиной и короткой очередью поджег ее. Когда самолет проскочил вверх, я заметил, что у моторов нет обычных винтов, из них вырывалось лишь красно-голубое пламя. В какое-то мгновение послышался резкий свист, и все смолкло. Уже раскрыв парашют, я увидел, что наша "крепость" развалилась, пожираемая огнем».Так впервые гитлеровцы применили в бою свой реактивный истребитель «Ме-262 Штурмфогель» («Альбатрос»). Этот самолет мог бы появиться на фронте гораздо раньше, если бы не целый ряд самых разных и, разумеется, не случайных обстоятельств. О них и рассказывается в этой повести.

Евгений Петрович Федоровский

Шпионский детектив / Проза о войне / Шпионские детективы / Детективы

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии