Читаем По ту сторону фронта полностью

— Я тоже ничего не слышал, — удивился Зарубин. — Он никогда не говорил сам, и никто мне не рассказывал.

— Никто и не знает: только я да он. Да и мне не он сказал, а секретарь горкома, в последний день перед отъездом. Ведь у него жена и сын сгорели.

— Как сгорели? — переспросил Костров.

— Так сгорели… в вагоне, под Карачевом. Поезд шел, на ходу его подожгли самолеты, и полсостава сгорело…

— И это точно установлено? — взволнованно спросил Костров.

— Ну, а как же! Опознали их, похоронили…

Зарубин, казалось, не слушал; он стоял спиной к Добрынину и Кострову и пристально смотрел в маленькое, поднятое вровень с землей окошко землянки. Как много за войну ему довелось видеть чужого горя!… Как будто можно было уже и привыкнуть к этому. Но нет, каждый новый печальный случай неизменно растравлял и его боль, заставляя его страдать вместе с теми, кого постигло горе.

…В середине дня, когда Зарубин и Костров подготовились уже к выходу на операцию, в землянку ворвался, как всегда шумный и энергичный, Пушкарев. За ним следовал Багров.

— На вот, читай, — сказал Пушкарев и подал Зарубину клочок бумаги.

Письмо было адресовано Пушкареву, и писал его Беляк. Командир отряда прочел:

«С такими людьми, как податель этой записки и его тесть, газету мы организуем. Прошу выслушать его и наметить план действий. Одному мне не под силу. Жду указаний. Дмитрий».

— Садись, товарищ Багров, и рассказывай, — дружелюбно предложил Зарубин и взглянул на часы.

Багров попробовал рукой прочность топчана, уселся, громко откашлялся и начал рассказ. Первым долгом он сообщил о расправе с предателем Брынзой.

— Это надо же додуматься! — слегка улыбнувшись, сказал Костров. — Повесился!

— Ай да Беляк! — похвалил Зарубин.

Потом Багров рассказал о типографии. Здесь дело обстояло так: для печатания газеты в одну четверть листа нужна была или тигельная печатная машина, именуемая «американкой», или же простой тискальный станок «катушка». Кроме того, требовалось около тридцати килограммов текстового шрифта, восемьдесят килограммов заголовочного, килограммов пять-шесть пробельного типографского материала, четыре кассы для шрифта, краска, валик, мраморная доска, ну и, конечно, бумага.

Зарубин посмотрел на Пушкарева, сдержал улыбку и почесал затылок. Добрынин крякнул.

— Ладно, не кряхти, — сердито буркнул Пушкарев. — Маловеры!…

— Тестю моему известно, — продолжал Багров, — что в одном из районных центров в подвале бывшего здания типографии есть станок. Он говорит, что этот станок нас вполне устроит. А все другое, кроме бумаги, берется достать Беляк.

Все оживились.

— Вот это уже конкретно и интересно, — сказал Зарубин.

— То-то и оно! — нравоучительно заметил Пушкарев.

— Значит, станок этот подойдет? — спросил Добрынин.

— Тесть видел его еще до войны и говорит, что подойдет, — ответил Багров.

— Надо его оттуда выцарапать во что бы то ни стало, — стукнув кулаком по столу, заявил Пушкарев. — Где этот райцентр? Ну-ка, дай твою карту, Валентин Константинович. Станок этот тяжел?

— Пустяки, килограммов шестьдесят. Я могу на горбу притащить, — серьезно сказал Багров.

Зарубин разложил карту. Все сгрудились у стола. Костров быстро нашел нужный пункт и курвиметром провел от него извилистую линию до лагеря. Получилось двадцать восемь километров.

— Расстояние небольшое, — поглаживая лоб, заметил Зарубин.

— Поручите мне это дело, я его обтяпаю, — предложил Багров.

— Возьмитесь-ка вы, товарищ Костров, за эту операцию, — как бы не слыша предложения Багрова, сказал Зарубин. — Нехорошо будет, если повторится та же история, что была с кирпичом. Станок надо взять, но так, чтобы никого не потерять. Предварительно тщательно разведайте подходы, выясните, сколько солдат там, какая охрана. Включите в это Рузметова, а Багров займется другим…

— Есть! — коротко ответил Костров и наклонил голову.

— А насчет бумаги я попрошу Большую землю. Бумага у меня будет, — решительно заявил Пушкарев.

Когда обсуждение вопроса закончилось, Зарубин подошел к Багрову и подал ему руку.

— Спасибо от всего отряда, — сказал он. — Ты сделал большое дело.

Багров взволновался. Глаза его вдруг заморгали, на скулах задвигались желваки. Он стоял молча, глубоко дыша.

Немного отдохнув, Багров снова встал на лыжи и пошел в леспромхоз. Надо было передать Анастасии Васильевне Солоненко сводку Совинформбюро и задание для Беляка — собрать данные об аэродроме и заняться розысками майора Шеффера.

<p>8</p>

Уже который день Беляк безуспешно ломал голову над вопросом: как отыскать майора Шеффера? Он понимал, что открыто проявить интерес к личности Шеффера рискованно. Под разными предлогами Беляк осторожно наводил о нем справки у сослуживцев по управе. Никто Шеффера не знал.

Перейти на страницу:

Все книги серии Военные приключения

«Штурмфогель» без свастики
«Штурмфогель» без свастики

На рассвете 14 мая 1944 года американская «летающая крепость» была внезапно атакована таинственным истребителем.Единственный оставшийся в живых хвостовой стрелок Свен Мета показал: «Из полусумрака вынырнул самолет. Он стремительно сблизился с нашей машиной и короткой очередью поджег ее. Когда самолет проскочил вверх, я заметил, что у моторов нет обычных винтов, из них вырывалось лишь красно-голубое пламя. В какое-то мгновение послышался резкий свист, и все смолкло. Уже раскрыв парашют, я увидел, что наша "крепость" развалилась, пожираемая огнем».Так впервые гитлеровцы применили в бою свой реактивный истребитель «Ме-262 Штурмфогель» («Альбатрос»). Этот самолет мог бы появиться на фронте гораздо раньше, если бы не целый ряд самых разных и, разумеется, не случайных обстоятельств. О них и рассказывается в этой повести.

Евгений Петрович Федоровский

Шпионский детектив / Проза о войне / Шпионские детективы / Детективы

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии