Читаем По ту сторону фронта полностью

— Ой, кажется, Борис Федорович, ты из меня все потроха вытрусил! — произнес он.

— Можно вернуться и собрать. Ну, как думаешь? — спросил Веремчук, вытаскивая из кармана кисет с табаком.

— А чего думать? — ответил Дымников. — Расписочка тут. — Он похлопал по карману. — Кто ее дал, больше никогда не распишется. А подробности Беляк доложит.

Друзья рассмеялись и стали закуривать.

Беляк узнал о смерти Чернявского через полчаса. Весть о взрыве моментально облетела, весь город. У особняка бывшего заместителя бургомистра собралась толпа, понаехали автомашины, любопытные запрудили всю улицу.

Кто-то из гестаповцев допрашивал часового, охранявшего дом, и тот, заикаясь, плел что-то несуразное. Автоматчики шарили по двору, по саду, лазили на чердак, в подвал.

В управе восседал сам начальник гестапо. Он занял кабинет Чернявского, приказал вскрыть сейф, письменный стол, потом приступил к допросам. Первым был вызван Беляк.

— Вы, кажется, видели мотоциклистов и беседовали с ними? — спросил гестаповец через переводчика.

— Видел, но не беседовал, — ответил Беляк, — Беседовал с ними секретарь Чернявского. — И он подробно описал, как все происходило.

— Довольно! Идите! Секретаря ко мне! — оборвал его начальник гестапо.

Ввели секретаря.

— Кто был на мотоцикле? — рявкнул начальник гестапо.

— Эсэсовец и полицай…

— Вы проверили у них документы?…

— Нет. Они заявили, что из абверкоманды…

— Дубина!… — заревел гестаповец, тряся кулаками. — О чем вы с ними болтали?

— Они хотели видеть Чернявского… У них был срочный пакет… И…

— И?… — прорычал гестаповец, пригнувшись к столу.

— И я позвонил Чернявскому… Он согласился принять…

— Идиот! — бушевал начальник гестапо. — Убрать его.

Радостный и возбужденный, возвращался Беляк домой.

Он был восхищен поведением Веремчука и Дымникова.

«Какая смелость! Какая выдержка! — восторгался он. — Полное хладнокровие. Ни одного лишнего жеста, взгляда! Надо будет подробно все описать Пушкареву, Добрынину, всем. Пусть гордятся. И про допрос напишу. Смех — и только! За одну неделю: Шеффер, Бергер, Чернявский, Дубняк. Надо будет сходить к Микуличу и рассказать ребятам».

А старик Микулич с нетерпением ожидал Беляка в его квартире. И как только тот переступил порог, старик сразу доложил:

— Беда, Карпыч… Кудрину совсем плохо… Паралич стукнул.

Беляк изменился в лице.

— Где он?

— Там же… в подвале…

Беляк глянул в окно. Уже темнело.

— Пойдем!

Кудрин лежал в типографии, на матраце, а возле него на коленях стоял большой, неуклюжий Найденов.

Взглянув на Кудрина, Беляк сразу понял, что смерть близка.

Чувство бессилия охватило Беляка. Он ничем не мог помочь товарищу. Михаил Павлович Кудрин, чьими руками была создана типография и выпущены сотни экземпляров газет, человек, отдавший делу последние силы, — умирал.

— Я знал, что ты придешь, — хриплым, неузнаваемым голосом промолвил Кудрин. — Прости, Карпыч, хлопот наделал…

Губы его еле-еле шевелились.

— Горемыка ты наш родной, — склонившись над умирающим, плакал Микулич. — Душа ты наша чистая! Не уберегли мы тебя…

Кудрин слабым движением руки остановил его. С трудом вбирая в себя воздух, он прошептал:

— Останетесь живы… скажите сынкам… отец умер при хорошем деле. Матушка-родина не помянет лихом старика… — Он смолк на мгновенье, еще раз вздохнул и сказал явственнее и громче: — А фашистов бить!

Глаза застывали, тускнели. Кудрин умер.

Похоронили его ночью на кладбище, недалеко от сторожки Микулича.

<p>17</p></span><span>

С тех пор как в отряде появился радист Топорков, вошло в правило ежедневно, по утрам, проводить политические информации. Командиры рассказывали партизанам о событиях на фронтах, о жизни в тылу, о международном положении и все это связывали с очередными задачами партизанского отряда. Политинформации отнимали ежедневно не более получаса. Идя на боевую операцию или в разведку, каждый боец отряда мог сообщить любому встречному горожанину или жителю деревни последние новости, объяснить смысл событий, происходящих в оккупированных районах и на фронте.

Проводили эти беседы поочередно Пушкарев, Зарубин, Добрынин, Рузметов, Костров, Бойко, Селифонов.

Для политинформации отряд обычно собирался на большой поляне в ста метрах от лагеря. Эта поляна была как бы разрезана надвое маленькой лесной речушкой.

Сегодня беседу проводил комиссар отряда Добрынин. Он рассказал, что внимание всей страны сейчас приковано к Северному Кавказу, куда рвутся гитлеровские разбойники. Воды Дона и Маныча окрасились кровью советских людей. Дым пожарищ повис над станицами и селами, предгорьями, долинами и степями.

— Вот что пишет «Правда» в передовой. — Добрынин развернул сброшенную вчера самолетом газету. — Это обращено к нам: «Враг рвется к Волге, к Баку, в глубь Кавказа.

Сдерживая натиск противника, Красная армия перемалывает его живую силу, сокрушает его технику. В этой гигантской борьбе неоценимую помощь нашим войскам оказывают славные партизанские отряды.

Доблестные народные мстители! Родина с любовью и благодарностью следит за вашими героическими подвигами и ждет от вас новых ударов по ненавистному врагу.

Перейти на страницу:

Все книги серии Военные приключения

«Штурмфогель» без свастики
«Штурмфогель» без свастики

На рассвете 14 мая 1944 года американская «летающая крепость» была внезапно атакована таинственным истребителем.Единственный оставшийся в живых хвостовой стрелок Свен Мета показал: «Из полусумрака вынырнул самолет. Он стремительно сблизился с нашей машиной и короткой очередью поджег ее. Когда самолет проскочил вверх, я заметил, что у моторов нет обычных винтов, из них вырывалось лишь красно-голубое пламя. В какое-то мгновение послышался резкий свист, и все смолкло. Уже раскрыв парашют, я увидел, что наша "крепость" развалилась, пожираемая огнем».Так впервые гитлеровцы применили в бою свой реактивный истребитель «Ме-262 Штурмфогель» («Альбатрос»). Этот самолет мог бы появиться на фронте гораздо раньше, если бы не целый ряд самых разных и, разумеется, не случайных обстоятельств. О них и рассказывается в этой повести.

Евгений Петрович Федоровский

Шпионский детектив / Проза о войне / Шпионские детективы / Детективы

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии