По ту сторону глянца

— Ты — очень хорошая, Варь, — взяв мое лицо в ладони, сталкивает нас лбами. Не то он говорит. Не то. — Просто мы не в подходящее время встретились, — пронзительно смотрит в глаза, нежно поглаживая большими пальцами мои щеки. — Поэтому у нас все через жопу.

Мимо проезжает такси, осветив нас фарами. Я отстраняюсь, сминая пальцами его рубашку. Слез не осталось, в душе зияющая дыра. Отчётливо понимаю, к чему он ведет, но трусливо оттягиваю печальный конец.

Позволяю обнять себя за плечи, отвести домой, вытряхнуть из пальто и усадить на тот самый диван, где недавно ехидно ухмылялась выдра.

— Куда она делась? — подозрительно озираюсь, зябко натягивая рукава свободной водолазки. Меня все еще потряхивает, но это больше нервное.

— Уехала на такси.

— Оперативно, — хмыкаю я, брезгливо стряхивая с сиденья длинный волос. — Линяет твоя лахудра.

— Она не моя, — хмуро выдает Красавин.

Не знаю, как держусь, чтобы не ляпнуть о грязном инциденте в гостевом коттедже Даниловых.

— Но у нее явно на тебя большие планы.

— Мне плевать на ее планы, Варь, — нейтральным тоном отзывается Максим, ставит на столик два чистых бокала. Не заметила, когда он успел убрать предыдущие, особенно тот — с отпечатком яркой помады на ободке. Плеснув виски в оба бокала, один протягивает мне. Зависнув, растерянно смотрю на его руку, испытывая желание садануть по стеклянному донышку так, чтобы все содержимое выплеснулось ему в лицо.

— Выпей немного. Озноб поможет снять, — не испугавшись моего кровожадного взгляда, миролюбиво настаивает Красавин.

— Я без запивки не умею, — понюхав янтарную субстанцию, передергиваю плечами и морщу нос. — Воняет. Гадость.

— Ладно, сиди. Сейчас что-нибудь принесу.

Макс ненадолго сбегает на кухню и возвращается со стаканом кока-колы. Со сладкой газировкой с горем пополам вливаю в себя пару глотков. Макс наблюдает за моим перфомансом, едва сдерживая хохот. Для него видимо в порядке вещей хлебать неразбавленный виски, букет там какой-то смаковать. Или это в коньяке смакуют? В общем, мне фиолетово, кто, что и как любит пить, меня от одного запаха воротит. Может, я подсознательно не переношу крепкие напитки? Жизнь научила, к чему может привести злоупотребление этой гадостью.

Макс берет пуф у стены, ставит напротив меня и садится. В глазах сосредоточенное выражение. Я нервно сглатываю, понимая, что ничего хорошего сейчас не услышу.

— Варь, поговорить надо, — начинает сразу с серьезной ноты.

— Давай, говори, — небрежно жму плечами. Храбрюсь, конечно, но и по мозгам шибануло не хило.

— Мне отличное место предложили. Агентство мирового уровня. Попасть туда огромная удача, а для большинства фотографов — недостижимая мечта.

— Супер. Поздравляю, — нахмурившись, выдаю первое, что приходит в голову.

— Я уезжаю, Варь, — произносит с нажимом.

Сердце обрывается, по спине снова ползет озноб. Вряд ли речь о банальной командировке, но я все-таки рискую уточнить:

— Куда?

— Сначала в Париж, там штаб-квартира, а потом куда отправят, — лаконично и кратко отвечает Макс.

— Куда, например?

— Не знаю, Варь. В любую точку мира.

— А это опасно?

— Задания разными бывают и связанными с рисками для жизни — тоже. Но это все неважно. Я смогу заниматься настоящей фотографией, делать что-то полезное в мировом масштабе, фиксировать историю, снимать места, где еще не ступала нога человека, — с горящими глазами перечисляет Максим.

— А такие бывают? — недоверчиво спрашиваю я.

— Вот и узнаю, — он широко улыбается, демонстрируя обаятельные ямочки на щеках.

— Мне расскажешь?

— Конечно, расскажу, — с энтузиазмом кивает Макс. — Если ты будешь мне писать, — добавляет без улыбки.

— Надолго уезжаешь? — спрашиваю упавшим голосом.

— Да, Варь, — подтверждает мои наихудшие догадки. — Мне предоставят квартиру в Париже. Сомневаюсь, что я очень часто буду там появляться, но все же гораздо чаще, чем здесь.

— То есть ты насовсем переезжаешь? — допытываюсь я, отчаянно нуждаясь в конкретике.

Макс неопределенно ведет плечами. Схватив бокал, я жадно вливаю в себя чуть ли не половину. Горло обжигает горечь, и стекает ниже, в желудок. Лицо пылает, а внутри лед.

— Когда? — задерживаю дыхание.

— Как только будут готовы документы на выезд. Максимум — две недели.

Несколько мучительных мгновений молчим, неотрывно глядя друг другу в глаза. Две недели — стучит в моих висках озвученный срок. Всего четырнадцать дней, по истечении которых мой голубоглазый принц упорхнет покорять новые горизонты и вершины, а я останусь здесь и, возможно, никогда его больше не увижу… вживую.

Наверное, такой финал более щадящий и менее болючий, чем если бы он просто меня бросил, но Макс до сих пор ни слова не сказал о нашем расставании, и глупая надежда все еще держит в тисках мое наивное сердце. Черт, стыдно признаться, но я согласилась бы ждать его сколько угодно: год, два, три, пять, но он же не попросит.

— Я не могу взять тебя с собой, Варь. Ты и сама понимаешь почему, — нарушая затянувшееся молчание, негромко произносит Макс, глядя виновато и с сожалением… или скорее с сочувствием.