С тех пор, как кочевники напали на Десятое царство, Алиор уже тысячу раз корил себя за то, что отлынивал от уроков боя, и столько же раз давал зарок при первой же возможности наверстать упущенное.
Он хотел, просто был обязан отомстить кочевникам за все, отомстить не абы как, не словом, а делом — уничтожив все их проклятое племя, всех, до единого вызвав на бой. И пусть ему даже придется сражаться в одиночку против целой орды.
— Скажи, а меч царя-Объединителя, где он? — как показалось брату, спеша перевести разговор на другую тему, на самом же деле продолжая своим мысли, спросил он. — Остался у отца?
— Нет. Он отдал меч мне, — медленно, не сводя взгляда с царевича, ответил он.
— Он у тебя с собой? — Аль-ми оглядел его с головы до ног, но не нашел даже обычного меча, не то что того, священного, который, как говорилось в легендах, выкованный гномами, был наполовину длиннее обычного.
— В сумке, — и, словно не замечая вытаращенных от удивления глаз брата, который, не в силах ничего сказать, лишь открывал и закрывал рот, он преспокойно продолжал. — Должно быть, ты как раз об него и порезался.
— Что? — Алиор в конец растерялся.
— Во всяком случае, больше ничего острого у меня нет.
— А другое оружие? — он не верил, что брат не взял с собой ничего. В отличие от него, он всегда любил фехтование, у него неплохо получалось и вообще, младшему брату, всегда встречавшему старшего вооруженным до зубов, позвякивавшим мечом и поигрывавшим кинжалами казалось, что тот, просыпаясь поутру, первым делом берется за оружие, и уже потом одевается. И тут вдруг…
— Ножи в сапогах. У меня там специальные ножны для них. Да и так надежнее всего — не потеряешь, доставать легко и быстро.
— А… — понимающе протянут брат. Оставался лишь один вопрос, на который он уже почти что знал ответ: — а меч?
— У воина не может быть двух мечей.
— Почему? — удивился Алиор.
— Потому что у меча есть душа, которая накрепко связывается с душой того, кто его принимает. Во всяком случае, если это настоящий меч, названный и освященный. Каким, как ты понимаешь, несомненно является меч царя-Основателя. Поэтому, беря его, я должен был оставить свой меч.
— Л-ладно, — с этим Аль был готов согласиться. Кажется, он читал что-то подобное в легендах. Да, точно, они говорили именно так: "Меч воина — это он сам". Раз человек не может раздваиваться, то, стало быть, и его оружие тоже. Хотя, по нему, ерунда это все. Раз у человека две руки, то и мечей может быть два. — Вот что я не понимаю, так это как меч поместился в сумку, — это было просто невозможно.
— Возможно или нет, но это так, — юноше показалось, что он слышит грусть в голосе брата.
— А можно мне на него взглянуть? — чувствуя некое смущение и, вместе с тем — удивительное нервное возбуждение, словно от приближения к чуду, попросил он, не позволяя себе особенно сильно верить в то, что брат покажет, чтобы потом, в случае отказа, не очень разочароваться.
Но брат не стал возражать. Запустив руку в сумку, он вытащил из нее длинную узкую рукоять — точеную, удивительно удобную, когда, ложась в ладонь, она тотчас становилась ее частью, сливаясь с людской плотью. Золотая, увенчанная огромным рубином, она, вместе с тем, не казалась вычурно дорогой, словно и в этом богатстве был какой-то особый, священный смысл. Как луч огня от факела, от нее исходил клинок — совершенно белый, отточенный до блеска и покрытый тончайшим рисунком загадочных символов.
Взгляд Алиора скользил по клинку, который притягивал к себе и больше не отпускал, завораживая.
"Если у меня будет когда-то свой меч, то только такой", — подумал он, не понимая, откуда в нем взялась эта уверенность. Он просто знал, что так должно быть, и все.
В какой-то миг ему показалось, что он начал слышать голос символов, покрывавших металл. Еще бы один миг, один знак, и… Но тут вдруг все оборвалось, закончилось — клинок, едва начавшись, оборвался разломом. Как рука, отсеченная у плеча.
Царевич что было сил сжал губы, сдерживая готовый вырваться стон. Он всем телом, всей душой ощутил непереносимую боль меча, бывшего когда-то великим воином, а ставшего жалким безруким калекой. Бесполезный осколок минувшего, у которого теперь не было даже ножен, когда раздробленный, расщепленный край не входил в них.
— Как это случилось? — спросил Алиор. Его голос дрожал, как если бы искалечило его самого. — В легендах… В них ведь ничего не сказано..! — он бы знал, он бы запомнил, такое просто невозможно забыть!
— Этот меч всегда считался непобедимым, — медленно начал Аль-си, глядя на свой меч. Осторожно погладив его, словно тот был живым существом, он начал медленно заворачивать его в отрез золотой материи, которой он, судя по всему, был укрыт, пока не выскользнул то ли случайно, то ли по собственной воле. — Когда кочевники стали приближаться к столице, когда обнаружилось, что их так много, что ни одно, даже самое отважное войско не сможет им противостоять, отец взял его, в надежде, что меч сотворит чудо…
— Но его ведь можно починить? — проговорил юноша, хотя сам и сомневался. Разве пришить назад человеку отрезанную руку?