Аль несколько мгновений стоял на месте. Его душу рвали на части противоречивые чувства. С одной стороны, он считал себя правым. Как можно пытаться оправдать людей, способных так жестоко пытать человека? Но с другой… Царевич понимал, что страшно обидел друга, и, главное — несправедливо. Ведь ребенок не выбирает своих родителей. Лишь боги решают, кому в чьей семье родиться, кому наследовать царство, а кому — жалкую лачугу нищего.
В конце концов, чувство вины победило и Алиор, плюнув на с гордость, бросился вдогонку за бродягой.
— Лот, подожди!
Тот услышал его, однако, вместо того, чтобы остановиться, втянув голову в плечи, словно готовясь к удару плетки, лишь прибавил шаг.
— Лот, постой! — Аль пришлось приложить усилия, чтобы догнать его. Когда ему, наконец, это удалось и юноша, схватив приятеля за плечи, остановил, поворачивая к себе лицом, дышать сделалось так трудно, что он, прежде чем заговорить, вынужден был согнуться, борясь с волной дурноты.
Он чувствовал себя так, словно его вот-вот вывернет наизнанку. Лицо, искривленное гримасой боли и отчаяния, было залито потом, который ручьями катился со лба, выжигая глаза и заставляя, как от прикосновения пламени, виться намокшие пряди волос. Сердце в груди стучалось так бешено, что юноша уже потерял надежду его удержать, думая о том, что вот, еще несколько мгновений, и оно разорвется. Эта мысль не пугала его. Конечно, после всего пережитого, было бы глупо умереть вот так нелепо, однако не эта мысль удерживала его дух в мире живых. Он не мог отойти, не получив прощение.
Прошло несколько мгновений напряженной тишины, прежде чем царевич смог заговорить вновь:
— Прости меня, — с трудом прохрипел он. — Я не хотел тебя оскорбить…
Стоявший, согнувшись, прижав руку к животу, как если бы посреди него была рана, царевич не видел, что Лот уже давно смотрит на него не с презрением, а пониманием, которое с каждым мгновением все больше и больше наполнялось сочувствием и даже страхом.
— Что с тобой? — наклонившись над другом, он осторожно взял его за локоть, помогая выпрямиться.
— Не знаю, — пробормотал тот, вздрагивая от каждого движения, которое, поднимаясь от ног к самой голове, проходило болью по всему телу. Голова кружилась, перед глазами все плыло. Его то бросало в жар, то, вдруг, окатывало волной жуткой стужи.
— Ты не болен? Духи ночи, — эта мысль ни на шутку встревожила Лота. — Ты же уходил в путь, едва очнувшись, до конца не оправившись от тяжелой болезни.
— Это… — он хотел сказать — "не важно", но не успел и слово вставить: бродяга продолжал, распаляясь с каждым следующим словом:
— А мы всю дорогу ни разу не вспомнили об этом! Только подгоняли тебя вперед! Если же кому и помогали, то только Аль-си!
— Ему было плохо… — царевич понемногу приходил в себя. Дыхание стало ровнее, из глаз ушел лихорадочный блеск и они уже смотрели перед собой, а не слепо скользили по окружавшей их пустоте. — Я же чувствовал себя абсолютно здоровым.
— Но чувствовать себя здоровым, не значит быть им! Не случайно же говорят: если кому и хорошо, так умирающему от долгой, мучительной болезни.
— Нет, друг, — он положил руку ему на плечо, заглянул в глаза. — Дело не в прошлом, а в будущем. Знаешь, когда я оскорбил тебя…
— Да ладно, что уж там! Я понимаю, ты не со зла. Просто слово сорвалось с губ. Ты был в ярости, а я попался под горячую руку. С кем не случается!
— Спасибо, — Аль устало улыбнулся Лоту, понимая, что с этого мига и так долго, как только боги позволят им, они будут друзьями. Настоящими, искренними с друг другом. И поэтому он считал себя обязанным сказать все, что вдруг понял, что заставило его осознать, прочувствовав, случившееся: — Знаешь, в тот миг, когда ты ушел, а я остался, мне вдруг показалось, что начали рваться нити, связывающие не только нас в нечто единое целое, но и весь мир. И, поскольку без этих нитей невозможно будущее…
— Ты чуть не умер?
— Ты тоже почувствовал это?
— Нет, — пожал плечами Лот. Он на миг задумался, прислушиваясь к чему-то внутри себя, после чего добавил: — Я просто вдруг понял, что не знаю, куда иду, зачем. Все потеряло свой смысл.
— Мы должны пройти этот путь вместе, — теперь Аль не сомневался об этом. — Рука об руку. Как два воина в бою — защищая спину друг друга.
— Потому что только твой путь способен придать смысл моей жизни… — опустив голову на грудь, проговорил бродяга.
Прежде у него не было никакой цели. Он не жил — качался на волнах, словно упавший в реку лист. Во всяком случае, так было до их встречи. Потом течение перестало кружить на месте, понесло вперед, уверенно и решительно. В редкие мгновения отдыха там, в горах, когда в голову приходили всякие разные мысли, ему даже начинало казаться, что он не просто избран для этой дороги богами, а был ради нее рожден. Лишь затем, чтобы пройти ее.