По ту сторону гор

— Потому что, — то, о чем подумал в следующий миг царевич, было столь ужасно, что мурашки пробежали у него по спине, руки дернулись, словно в судороге, а дыхание вновь сбилось, отчего фразы, произносимые слабым сиплым голосом, стали обрывчатыми, словно куски лохмотьев. Больше всего на свете ему хотелось остановиться, не продолжать, словно тем самым мог лишить свои сомнения жизненности. Но нет, он должен был. Ведь если это правда… — Тебе суждено умереть за меня! — он, наконец, начал понимать свои сны.

— Что ты такое говоришь! — попытался остановить его Лот, глядевший на друга с ужасом, когда ему начало казаться, что царевич сошел с ума.

— Нет, послушай, послушай меня! Ты можешь остановиться, остаться здесь! Сделай это!

— Если мне суждено умереть от болезни, то она найдет меня и здесь!

— Нет! Останься — и ты будешь жить!

— Почему ты так уверен…

— Потому что я знаю. Теперь — знаю!

— Что?!

— Это не ваша смерть. Не Рик должен был умереть в горах. Не Лиин в болотах. Не ты в чумном городе. Это я.

— Ты болен…

— Нет, Лот, я не безумен. Я… Мои мысли никогда прежде не были столь ясны, как теперь! Это моя смерть идет за мной по пятам! Но они… Не знаю, боги или духи. Те, кто мне помогает. Они не хотят, чтобы я умирал. И ставят на пути смерти других. Тех, кого отправили вместе со мной в дорогу. Понимаешь? Они откупают меня у смерти ценой чужих жизней, ваших жизней!

— Друг, ты… — он не знал, что сказать, как помочь царевичу успокоиться, вернуться, становясь самим собой, и потому смотрел на него со страхом, боясь не столько его, сколько за него. — Ты все перевернул с ног на голову!

— Пусть так, — Аль не спорил. В сущности, в этот миг ему было все равно, сочтет ли его Лот сумасшедшим, или нет. Главным было другое: — В тот миг, когда я оскорбил тебя…

— Да сколько можно! — не выдержав, воскликнул юноша. — Перестань бичевать себя! Я же сказал, что все понял и простил!

Но как бы громко он ни говорил, собеседник его не слышал, продолжая:

— Когда я вдруг со всей очевидностью понял: еще один шаг, и наши пути разойдутся навсегда, мне показалось, что меня поразила та болезнь… Я чувствовал себя, как чумной. Жар, боль во всем теле, неспособность дышать, безумие…

— Вот-вот, — пробурчал, хмуро поглядывая на него, Лот, — оно не прошло до сих пор.

— Если ты не пойдешь со мной, я заболею чумой в том городе и умру.

— Что ж, лишний повод для меня идти.

— Ты что, не понимаешь?! Ведь тогда вместо меня умрешь ты!

— Человек не может умереть чужой смерти. Как и избежать своей собственной. Так что…

— Ты должен остаться. Здесь. Пока это еще возможно.

— Вот уж нет!

— Но почему?!

— Ты не понимаешь? Да потому что тогда моя жизнь потеряет всякий смысл. А какой прок от такой жизни?

Аль смотрел на друга во все глаза, не понимая, неужели тот серьезно? Как это возможно? Как?

А Лот лишь улыбнулся — лукаво и, все же, очень грустно, — и хлопнул царевича по плечу:

— И вообще, оставь эти мысли. Город, стоящий перед нами, если чем и болен, то жестокостью и злобой, но никак не чумой. И, раз так… Почему бы нам не войти в него? Особенно теперь, когда ты не выглядишь больше человеком, ненавидящим все вокруг?

— Теперь я ненавижу лишь себя, — опустив голову на грудь, чуть слышно пробормотал царевич. Впрочем, Лот все равно его услышал и осуждающе качнул головой:

— Это зря. Ты ничем не лучше остальных, хотя, тебе, как и всем, этого очень бы хотелось, но, в то же время, и не хуже. И вот еще что: когда люди видят чужого человека, которого мучает чувство вины, они ведь не жалеть его бросаются, а начинают думать: "может, он действительно сотворил нечто такое, что требует наказания". А, знаешь, мне бы не хотелось, попавшись с тобой за компанию, умереть прежде собственной смерти. Так что…

— Я понял, — Аль выдавил из себя некое подобие улыбки. — Все понял: нужно попытаться разобраться. Кто знает, может, окажется, что эти люди не так уж и виноваты, — через силу проговорил он, хотя и каждая клеточка его тела противилась таким словам.

— А ты совершенно не виноват в смерти Рика и Лиина. И, уж тем более, в моей смерти. Хотя бы потому, — он ухмыльнулся, — что я до сих пор жив, — и, подмигнув другу, Лот зашагал по дороге туда, где на горизонте возвышался, устремляясь в небеса, город.

Царевич, вздохнув, двинулся следом. Он был абсолютно уверен в своей правоте и, по-хорошему, ему следовало быть настойчивее в стремлении объяснить все другу. Но что-то мешало ему, останавливало, убеждало отказаться от попыток. Ему не хотелось думать, что это стремление избежать собственной смерти, однако он слишком хорошо понимал, что своя рубашка ближе к телу. Кому захочется умирать, тем более, когда сами боги пытаются тебя спасти?

До города они добрались на удивление быстро. Солнце еще только-только поднялось над вершинами деревьев, а странники уже подходили к высоким зубчатым стенам, окружавшим его.

— Не чета Альмире, — оглядев мощную надвратную башню, одобрительно кивнул Лот. — Возможно, будь у нас такая же, кочевники ушли б, несолоно хлебавши.