По ту сторону грез

На миг, на одно незаметное мгновение внешность Стоуна переменилась. С моего места я могла видеть лишь профиль инквизитора, с вечно лезущей в глаза челкой. Но вот он снова нервно дернул головой, отбрасывая волосы с лица, янтарные глаза блеснули в тусклом свете солнца. Зрачки, всегда человеческие, круглые, вытянулись. Верхняя губа дернулась, словно мужчина хотел оскалиться. Всего доля секунды, и мужчина стал прежним. Холодным и бесстрастным.

— Эван! Мы ходим по лезвию ножа! — Дайри тоже поднялся на ноги, — правительство меня в порошок сотрет, если эту девицу все же предоставят общественности. Мы не отмоемся!

Стоун оперся руками о стол, пристально глядя в глаза начальству. Только мощные кисти со вздувшимися венами выдавали гнев метаморфа. Чего же ему стоит сдержать свою суть в гневе? Или мне показалось или Дайри отшатнулся? Странно, но никто в комнате не решался открыто орать на Стоуна, вокруг него словно было защитное поле, не дающее приблизиться вплотную. Или это магия, или страх. Стоуна боялись,() и это сейчас явно читалось во взгляде Дайри.

— По лезвию ходит только Лэмон, рискуя как жизнью, так и рассудком, — хрипло выдавил Стоун. — А еще рискуют те несчастные, которым не повезло прочесть злополучную книгу. Вы возьмете на себя вину за их смерти? А если это будет ребенок? В знаете, что читает Присцилла?

Дайри побелел, его крысиная физиономия пошла пятнами, глаза опасно сузились.

— Не втягивай сюда мою внучку, Эван!

Стоун сел, одернул манжеты рубашки. На его лице промелькнула едва уловимая тень улыбки.

— Мы все втянуты в это дело, сэр, — вздохнул Стоун, — так или иначе. И наши клятвы защищать людей не отменяли.

Дайри тоже сел. Нервно переложил стопку бумаг на столе, вытер потный лоб платком. Глянул на меня, на Стоуна. Опять на меня. С такой неприязнью он на меня смотрел. С такой гадливостью, что захотелось высморкаться в рукав. Так, для поддержания имиджа. Ну, раз меня заочно воспринимают как отброс, стоит хотя бы заслужить такое отношение.

— Я попытаюсь выбить для вас еще пару недель, — деловито заявила инквизиторская зараза. — Но большего не обещаю, — быстрый взгляд на Стоуна. — Если поступит приказ, ты вернешь девушке печать сам. Или я найду, кто это сделает.

Стоун скосил взгляд на меня. А я что? Вот что я должна сделать? Обрадоваться? Завизжать от дикого восторга? Возможно, мы поймаем убийцу из снов. Спасем жизни. Но моя жизнь все равно загублена. Пускай мне и вернут печать, но кто помешает инквизиторам активировать меня снова? А ничего не помешает.

— Вернешь ее в строй, когда дело станет не таким опасным, — неприятно хихикнул Дайри, — куда она от нас денется?

* * *

— Виктория, подождите! — голос Стоуна звучал за спиной, зло и грозно.

Но мне было плевать. Мне было гадко в этом вместилище святости. Мне нужен был воздух. Я задыхалась от унижения и боли. Было гадко, словно меня макнули лицом в грязь. Да какое там макнули — втоптали.

Я никому и никогда не была нужна. Я смирилась с этим. Даже моя приемная семья только выполняла работу, рутинную и не всегда приятную. Я привыкла к равнодушию окружающих, к шепоткам за спиной, моральным плевкам в лицо. Я научилась быть сильной, вырастила вокруг себя стену. Но как же тяжело стало удерживать эту круговую оборону, с каждым днем все больше понимая, что силы на исходе. Очень хотелось плакать.

Показался дверной проем выхода. Причудливый заслон был сдвинут, только ращались стеклянные двери. Дождик за ними усиливался, смывая изображения предметов за стеклом. Я без раздумий метнулась к свободе. Теперь моя свобода заключается только в том, что есть и что пить… и то не всегда.

Холодные капли обрушились сверху, намочили ткань одежды, размазали макияж. Плевать. Мне было больно и гадко. Хотелось плакать. А плакать всегда легче в дождь. Это лишает чувства вины за собственную слабость. Избавляет от оправданий. Я разучилась плакать, отучила себя быть слабой, заменила грусть на злость. Так проще, так легче, так надежнее защитить себя от чужих нападок. Но сейчас мне так хотелось стать слабой. Упасть на колени и плакать, давая волю внутренней боли. Хотелось. Но слабость — непозволительная для меня роскошь.

— Вы простудитесь, — прозвучал за спиной голос Стоуна.

Я промолчала, заглядывая в хмурое небо над нами. Новая вспышка молнии, и небеса отозвались брюзгливым ворчанием. Первая весенняя гроза. Говорят, нужно загадать желание… Может, попробовать?

На плечи мне легло что-то тяжелое, и я поняла, что Стоун закутал меня в свой пиджак. На голову тоже лить перестало, защитный купол прочно защищал от холодной воды. Я со злостью рванулась, желая сбросить с себя чужую одежду, но меня удержали, крепко сжав руками чуть выше локтей.

— Я понимаю, что вам больно, Виктория, но здесь не лучшее место для истерик. — шепнули мне на ухо. — Пойдемте.

Меня развернули к машине, беря за руку. А во мне закипала злость. Как он может вот так просто изображать добряка? Заботится он обо мне. Ха! Ха-ха! Я тоже нужна ему только для расследования. Только Зори есть дело до меня и моих чувств. А все остальные кучка сволочей. Ненавижу!