По ту сторону грусти (СИ)

Снова кольнула тревога. Хотя... Во-первых, сказано же русским языком, человек отдохнуть хочет. Во-вторых, наверняка не хочет сглазить. Что у нас гласит закон сохранения тонкой энергии? Правильно. Сохраняется она тогда, когда не разбазаривается на слова. Бывают, конечно, случаи фиксации с помощью устных программ, но это мало кому даётся. И наконец, он не обязан перед ней отчитываться. В крайнем случае можно уточнить у него дату и потом распрекрасно найти материалы на тему того, что "имело место быть" в конкретный день конкретного года. Да, именно так! Ау, Леся, ты ведь не забыла, что ты здесь просто зритель?

То-то и оно...

- Опять ты в мучительных раздумьях, - укоризненно проворчал Андропов и взял её за руку. - Пойдём лучше.

И они пошли. Воздух был чист и напоен каким-то сложным, лёгким целебным ароматом, и смешивался воедино с зеленовато-золотистым ласковым светом, и с каждым вдохом казалось, что ты сильнее, стройнее и чище раза в два. Вся тропа была затенена густыми кронами, тень плавно покачивалась под ногами и на дикой поверхности скал, а в ветвях то и дело перекликались птицы. Названий обступавших их деревьев Алеся не помнила, хотя ведь было, рассказывали о них в Никитском ботаническом саду... А место здесь было тоже смутно знакомое - хотя если поездил по Крыму и знаешь тамошнюю природу, даже незнакомые места будут казаться когда-то виденными. И при этом ни одно из них в точности не повторяет другое... Продумав эту нехитрую романтическую сентенцию, Алеся сосредоточилась, подключилась, глядя рассеянными невидящими глазами под ноги - и в голове услужливо всплыло: "Нижняя Ореанда". Да, слышала когда-то название. Забавно, слегка напоминает "Новый Орлеан".

Здесь было хорошо. Тягостные мысли растворялись и улетучивались, как токсины - казалось, местный климат лечит не только тело, но и душу. Юрий Владимирович ощущал полное умиротворение, иногда даже вздыхал с лёгкой рассеянной улыбкой и оглядывался вокруг, и при этом чуть-чуть пожимал Алесину руку: "Видишь? А я тебе про что говорил!".

И ещё во сне он выглядел гораздо лучше, чем во время её визита. По внешнему впечатлению она бы вообще не сказала, что у него могут быть какие-то проблемы.

- Эта тропа тянется километров на шесть, - говорил Андропов, словно в такт Алесиным мыслям, - и везде, как видишь, ровная, без перепадов. А то, что она называется Солнечной - это, конечно, недоразумение. Переименовали неудачно, не подумавши. Ведь раньше это место называлось Царской тропой: здесь очень любил прогуливаться Николай Второй со своим семейством. Мы сейчас выйдем к Аю-Дагу - ты когда-нибудь видела эту гору, хотя бы на картинках? Если нет, даже лучше!

Алеся теоретически могла её видеть, когда автобус, на котором она с родителями ехала с экскурсии по Ялте, проезжал мимо. Но она дремала, сморенная жарой и бесконечным хождением. На извинения, что не разбудили, отреагировала вяло, потом для проформы нашла гору на фото и на картине Айвазовского, посмотрела, подумала, ну, вроде ничего особенного, и поинтереснее видали. Но теперь ей внезапно стало как-то обидно за тот раз, и она воскликнула:

- О чём ты говоришь! Конечно, нет! И картинки не считаются.

- Прекрасно, пойдём.

Они вынырнули из-под зелёной сени, прошли мимо живописных скальных глыб и ступили на полукруглую площадку с изящными колоннами, сливочно золотящимися на солнце.

- Ух ты! - восхищённо произнесла Алеся. - Медведище. Огромный!

- Вот-вот.

- Только очень печальный. И я бы не советовала ему пить морскую воду.

- Верно понимаешь - а теперь моя очередь рассказывать легенду, - заявил Юрий Владимирович.

И он рассказал ей о маленькой девочке, взращённой стаей медведей, о любви к юноше, выброшенному на берег кораблекрушением, о совместном побеге, о ярости медведя-вожака, вознамерившегося выпить море и притянуть лодку к берегу, о пении и мольбах девушки к грозному зверю... Наконец, о том, как сердце медведя смягчилось, но вместо гнева охватила его тоска по беглянке, такая тяжёлая, что навек пригвоздила его к этому берегу и превратила в камень.

- Красиво. И грустно.

- По-моему, весёлых легенд вообще не бывает, - пожал плечами Андропов, - если объект достаточно велик, а мотив возвышен. По ту сторону грусти обычно лежит величие, или что-то близкое к нему. Чаще всего невыразимое. А "весёлые" легенды и приметы обычно мелкие, легкомысленные. Потому что булыжник в мостовой или чей-то дымоход, скажем, в Бремене, тоже могут быть примечательны, но это обычно связано с какими-то курьёзами и прочим "колбасным юмором".

- У тебя у самого колбасный юмор.

- Почему это? Ааа... - начал припоминать Андропов.

- А я тоже считаю, что свободы и либерализм - это фуфло! Вот кольцо брауншвейгской или краковской... Ой, а московская? Ммм, у меня уже слюни побежали! Жить из-под палки - можно! Если это палка московской колбасы, - с комичной серьёзностью рассуждала Алеся и с восхищённым испугом пятилась, потому что Юрий Владимирович начал демонстративно на неё наступать с кривой усмешечкой, а когда они уже сделали круг по площадке, ласково осведомился: