Нежность, любимое есенинское слово, она им злоупотребляет так же, как словом "странный", но никогда не устанет и не перестанет, повторит его тысячу раз на все лады, а потом перечитает рассказ Тэффи и снова, и снова будет находить там Юрочку...
Часто говорят "от избытка чувств", но что это такое, разве часто бывает, а Алеся не выдержала, не могла она стоять, даже сосредоточившись на себе - кораблике на волшебных волнах. Она развернулась и снова обняла Юрия Владимировича, и принялась осыпать его ласками, касаниями, поцелуйчиками, цветочным шёпотом, незапоминающимся, бессмысленным, но завораживающим, как шелест сада, и он ей отвечал таким же шёпотом, который никогда не оставляешь в памяти, и не надо, потому что можно устыдиться собственной детскости в такие мгновения...
И когда это Алеся плакала и боялась? Может, пару месяцев назад? А сейчас она снова смеялась, чуть слышно и с восхищением: "Юрик-мурик!" - и скользила по нём мягкими лапками, и не выдержав, чуть смущаясь, с наслаждением погладила его по животу - действительно, как толстого кота. Андропова это по-доброму рассмешило:
- Ой, Алеся, не могу! Тебе правда нравится моя фигура?
- Не просто "нравится" - обожаю! - ласково проворчала Алеся - и снова погладила и чуток ущипнула.
- А я вот догадывался... - озорно намекнул он.
- А как? - переспросила она.
- А ты всегда так ко мне прижималась нежно... прямо как сейчас... - Юрий Владимирович притянул Алесю к себе. Шалость удалась.
Она уткнулась носом ему в шею и с лёгким головокружением вдохнула его запах: степной, и немножко книжный, и немножко хлебный, и чуточку морской соли... Очень южный запах, терпкий, но неожиданно чистый.
И Алеся, конечно же, не знала, но для него она пахла тоненькими блинами-налистниками, отзвуком дыма и васильковой росой.
Это получилось как-то само собой. Но вот они только прильнули друг к другу, казалось, только что... а уже целовались, и долго, целую вечность.
На самом деле было лишь несколько деликатных касаний его мягких чувственных губ, без языка, целомудренных, но проникновенных, на которые Алеся отвечала в каком-то странном состоянии, смеси полузабытья и обострённой чувствительности.
Мысли взвихрились и рассыпались тонко мерцающей волшебной пылью, и только пробежала в уме одинокая, незавершённо-совершенная строчка: "и по поверхности души струится мёд и молоко"... Всё так, всё так...
Когда она была всего лишь любопытным роботом, то есть раньше, Арина рассказывала ей о нравах и жизни людей. Арина рассказывала, что при поцелуях кружится голова и забываешь дышать. Алеся ощущала это по-другому, как опьянение от шампанского, но без дурмана, и дышала она как обычно, вот только время для неё утратило облик, наступила амнезия, после которой полминуты показались часом.
Ей всегда было неудобно и неловко стоять, а сейчас забылось, в каком она вообще положении, она стала как вода, а их тела были будто нарочно подогнаны друг к другу, чтобы удобно совпадали все неровности, и твёрдости, и мягкости, и они, как кусочки мозаики, становились бы почти одним.
Юрий Владимирович отпустил её и прошептал на ухо:
- Люблю тебя.
Алеся не нашла в себе сил ответить, только склонила голову ему на плечо и прижалась ещё крепче. И весь мир качался на волнах и плясал солнечными бликами, и в какой-то момент показалось, что она сейчас лишится чувств, и на самом деле, Алесю стало мягко и неумолимо относить в сторону течением, бесполезно было что-то контролировать и даже двигаться, ведь тело перестало её слушаться, а свет нежно угасал перед глазами до приглушённости маленького ночника, и её, наконец, вынесло в сонную негу посреди пены белых простыней.
"Самый лучший сон... нет, просто - лучшее, что со мной случалось в жизни... А если и у него было такое пробуждение, Господи, как я Тебе благодарна, ведь это так... так... невообразимо!.."
Назавтра она решила не наносить визит, потому что нужно было ещё от этого, последнего, отойти. И так спокойно было, так хорошо! Алеся решила, что она - не боится. Отсутствие информации - не повод додумывать. Из любого положения есть выход. Если что, она способна на подвиги! И пусть весь мир считается с её, Алесиным, мнением, ведь это она здесь почти всемогущая, и не просто, а благословенная.
И ей ничуть не казалось, что она потеряла голову - она её, можно сказать, нашла: казалось, что абсолютно любая проблема имеет решение, а Алеся способна его найти, и таким образом, отныне гениальна.
Алеся не ходила, а летала, и озаряла всё вокруг своим сиянием. На расспросы товарищей многозначительно подняла брови и промолчала. И все утвердились в изначально верной догадке.
Всё наполнилось новым смыслом, от идей барона Эволы до старой канализационной решётки у порога. Создавалось ощущение, что какая-то профаническая завеса спала у неё с глаз, и теперь она легко пронзает самую глубинную, самую истинную суть вещей.
А для понимания всего этого ей даже не приходилось думать мысли. Она просто всё знала.