По ту сторону грусти (СИ)

- Может, и не "предчувствие", неверно выразилась. Но вот неспокойно как-то. Мне кажется, что сейчас всё хорошо, даже слишком, - тихо произнесла Алеся. - И именно сейчас всё это надо прекратить. Не потому, что опасно, нет. Ты сама сказала, что это не опаснее твоих отношений с министром, а я ведь не с Берией или Ягодой зажигала, в самом деле... А кстати, какая разница, я ведь с самим доном Аугусто дело имела! - воскликнула Алеся.

- Но генерал-то тебе свой.

- Да уж, да уж. Свой среди чужих, чужой среди своих... всё это оказывается порой весьма относительно, - задумчиво вздохнула Алеся. - Есть граница, через которую не стоит переходить, вот что. И дело даже не в том, что я не позволяла себе "ничего такого", а тут вдруг могу не выдержать и позволить, хоть это и будет просто гадко. Нет. Но вспомни мифы. Вот герою предлагается дар в обмен на подвиг или жертву, и спрашивают: "Ты готов?". А он-то готов - ведь сначала всё довольно просто, а потом следующая ступень, и снова: "Ты готов?" - и опять соглашается, а в итоге...

- Плавали, знаем, - кивнула Влада. - И ты боишься перейти в какое-то иное поле. Так? Не самый большой грех, я считаю. Особенно в таком деле.

- Да тут вообще всё непонятно. Потому что боюсь я... не только, может, и не столько за себя. А за него. За нас? Такое чувство, что случится что-то ужасное. Я уже почти с неделю не хожу к нему. Нельзя ходить. Но и не ходить не могу, уже на стенку лезу! Чёрт-те что творится, Влада! - с отчаянием воскликнула Алеся и сделала в воздухе мучительное рубящее движение - наверное, если б был тут стол, она бы треснула по нему кулаком.

Влада тяжеловато молчала. Ну вот как объяснить человеку, что если он имеет дело с Андроповым, то ужасное рано или поздно всё равно случится. Точнее даже, относительно рано. Другое дело, стоит ли доходить до этого. Да нет, конечно! Надо продумать пути отступления - изящный такой резервный план, и точка. Вот только если она скажет это великой планировщице Алесе прямо сейчас, то может и по физии отхватить. Ну ничего, ничего. Сама до этого дойдёт.

А вслух она сказала следующее:

- Не рви по живому. И забудь, что я там раньше говорила. Чуешь?

Алеся изумлялась - перед ней снова стояла решительная, боевая Влада времён истории с Вышинским.

- Так, договоримся вот как, - отчеканила она, - я - ничего и никому. Министру в том числе. Но если случится что-то нехорошее, действительно серьёзное - я ему всё-таки сообщу.

- Идёт! - сказала Алеся.

- По рукам!

Ехали они всё-таки вместе, но всю дорогу молчали. У Алеси немного закружилась голова, и она прислонилась виском к тепловатому стеклу. Вот, даже с Владой метаморфоза - хотя чего тут дивного, если столько не общались. Но - словно не было этих двух лет, или стали они полупрозрачными, и так хорошо видятся те картины, те ощущения.

Но как надо было выходить, Влада её вообще убила: Алеся уже с прощальной улыбкой ступала на подножку, уже отворачиваясь, и тут её догнало хулиганское:

- Слышь? Познакомь нас как-нибудь!

Глава семнадцатая

Последний глоток лета

Она робела и стеснялась своей уличной одежды, хотя перед переходом отобрала всё самое образцовое, выстиранное и выглаженное.

Да. Всё - так, потому что нужно ловить волну. Любую, даже неистовую, пугающую, после прорыва плотины. И при этом желательно не думать, чтоб не расстраивать помехами потоки энергий - поэтому Алеся даже не знала, куда она, собственно, шагает, выходя из подъезда.

Ей было неуютно в этом зловещем стерильном царстве, как любому здоровому человеку (ну хорошо, прибавим слово "относительно").

Но главное, что Алеся увидела его. В тот самый момент. В той самой обстановке, от которой сжималось сердце. И ещё она боялась, что кто-нибудь войдёт, это вам не сон, где реальность сравнительно пластична и разворотлива.

Но первую секунду Алеся застыла, и с яркостью проступила в воздухе строгая, тихая композиция звуков, приглушённых, как шаги у постели больного. Такой невесомый аппаратный гул, иногда деликатное попискивание каких-то датчиков - она б, конечно, предпочла ничего о них не знать, но всякий раз, как её захватывала аура героя, она с необъяснимым влечением, жутковатым педантизмом погружалась в мир его горестей. Она проводила личное исследование, и вот как-то само собой оказывалось, что она начинает гораздо глубже, чем нужно, разбираться в таких вещах, как рак желудка, воздействие мышьяка на организм, болезни сердца и их лечение, заболевания почек и гемодиализ, наконец.

Её словно бы тянуло узнать, "как ещё может умереть Патриция Хольман", если не от пули - интересно, как может разрушиться тело человека перед тем, как душа перейдёт последний рубеж? Но военные ранения тоже, кстати, завораживали. Крови не боялась. От чужих страданий сознательно, с демонстративным жёстким равнодушием открещивалась. Вот именно, от чужих.

А сейчас она ощутила, что у Юрия Владимировича не сильно, но тягуче, тоскливо болит голова. Он прикрыл глаза, стремясь расслабиться и прогнать эту боль, даже задремал, но не смог.

Алеся подошла неслышно, кладя на его лоб мягкую ладошку, шёпотом позвала:

- Юрочка!