По ту сторону холста

— Стой, Борис! Почему ты никогда не говорил мне, что грезишь литературным трудом? Я бы мгновенно пристроил тебя на какую-нибудь должность.

— Зачем мне тревожить тебя, дорогой брат, если во всех издательствах страны мне отказали не по одному десятку раз? Прощай!

— Прекрати прощаться! Мы что-нибудь придумаем. Срочно приезжай ко мне, хочу лично познакомиться с твоим творчеством!

До самого утра Борис Николаевич Тельцов декламировал брату строки из романа, оконченного буквально на днях. Это был исторический эпос в трёх томах с впечатляющей детективной линией и многократными ироническими вкраплениями. Аркадий Николаевич пребывал в полном восторге. После того, как было озвучено последнее слово романа, директор издательства внезапно помрачнел.

— Дорогой брат, это лучшая современная проза, что я слышал за все предыдущие годы, но, к сожалению, моё положение сейчас столь же плачевно, как и твоё. Моё издательство банкрот. В течение недели весь бюджет уйдёт на покрытие расторгнутых договоров с троицей ведущих авторов, которыми зачитывалась вся страна. Но они бездарности, понимаешь? И я больше не мог терпеть этот бедлам.

— Аркаша, к чему тогда наши жертвы? Если народ любит подобную прозу, пусть будет так. Не увольняй этих ребят. А я… Переступлю через себя и тоже напишу какое-нибудь фэнтези, вот увидишь. И тогда всё наладится.

— Боря — ты голова! — воспрял духом Тельцов. — Но у меня созрела идея получше.

Издатель взял телефон и поочерёдно набрал номера уволенных прямо на конференции авторов. Он с каждым договорился о срочной встрече.

Через несколько месяцев в книжных магазинах страны случился ажиотаж по поводу выхода новых романов непревзойдённой троицы, вновь принятой в постоянный штат всё ещё ведущего издательства. Никто из читателей не заметил разительного отличия новых сюжетов от ранее выходивших из-под пера Глота, Кузькиной и Белина. Никто не придал значения и тому, что главным редактором всех трёх произведений значился некто Б. Н. Тельцов. Только лишь четырём мужчинам и одной женщине было известно, что автором всех романов был брат директора издательства, а Севастьян Глот, Раиса Кузькина и Викентий Белин просто получили солидную долю гонорара за свои раскрученные имена. Но, несмотря на это, все пятеро остались довольны результатом. Чего уж говорить о пребывающих в восторге от нового качества прозы читателях!

Исторический бумеранг

— Я вызвал вас на серьёзный разговор, — сказал декан исторического факультета Павел Матвеевич. — Ибо обстоятельства не требуют отлагательств.

— Слушаю, — насторожился преподаватель Марк Дёгтев.

— Сегодня получил от комитета исторической памяти Санкт-Петербурга письмо, в котором пожаловались на вас и подробно описали события вчерашнего дня.

Смерив преподавателя строгим взглядом, декан передал ему компьютерную распечатку на официальном бланке комитета. Дёгтев поправил очки и углубился в чтение:

«Девятого июня, во время мероприятий в честь 350-летия со дня рождения императора Петра Первого, преподаватель кафедры "история России с древнейших времён до двадцатого века" Санкт-Петербургского государственного университета Марк Дёгтев выступил на городской сцене, около Александрийского столпа, с оскорбительной речью. Он прилюдно назвал Петра Первого извергом и недальновидным истуканом, который ради забавы убил сына, посадил на трон прибалтийскую маркитантку, уничтожил туристический город Ниеншанц с двумя русскими церквами и прорыл двадцать никому не нужных каналов, которые его дочери Елизавете пришлось засыпать. Также ваш коллега затронул личность поэта Александра Сергеевича Пушкина, заявив, что тот удачно справился с мифом о Петре в поэме "Медный всадник". Своей речью он спровоцировал недовольство граждан с сопутствующими последствиями: нецензурными оскорблениями, требованием расправы и народного суда. Организаторам мероприятия пришлось приложить усилия, чтобы Марк Дёгтев покинул сцену живым и невредимым. В связи с этим мы, комитет исторической памяти Санкт-Петербурга, требуем немедленно принять меры в отношении упомянутого гражданина и призвать того принести извинения за выходку на сцене, оскорбившую не только наших горожан, но и память царя Петра Первого».

Дёгтев невозмутимо положил листок на стол декана. Нечто подобное он ожидал, хотя и не так скоро. Декан нарушил затянувшееся молчание.

— Не желаете объяснить, коллега?

— Всё очень просто: всему виной свобода слова, закреплённая в Конституции нашей необъятной страны. Как гражданин, я имею полное право…

— Не паясничайте мне тут! — серьёзным тоном произнёс Павел Матвеевич. — Вы хоть понимаете, что натворили?

— Я всегда отдаю отчёт своим действиям.

— Да ни черта вы не отдаёте! Сидите передо мной и дурака валяете!

Дёгтев не стал отвечать на брошенную деканом фразу. Павел Матвеевич же продолжил наступать.

— Вот скажите, Марк Робертович: кто такой историк?

— Человек просвещения.

— Слишком отвлечённо, но допустим. А чем отличается настоящий историк от ненастоящего?

— Павел Матвеевич, я не…

— Нет! — резко перебил декан. — Ответьте на мой вопрос!