По ту сторону костра

Коротеев Н. И По ту сторону костра

По следу упие

Повесть

Было раннее и очень тихое утро. Тишина стояла ясная, хрустальная, как воздух, каким он бывает в тайге в августе после ливня, прошедшего три дня назад. Земля подсохла, и лишь запах от полусгнивших колодин, терпкий и вязкий, устойчиво держался в низинах. Деревья, даже смолистые кедры, и кустарники уже не пахли, потому что на них созрели плоды, а листья и хвоя стали суховатыми, жесткими.

Наискось по склону сопки поднимался неторопливо, но споро таежник с котомкой за плечами. На нем — шинель с подрезанными полами, штаны из шинельного сукна, на ногах олочи из сыромятной кожи. Голени оплетены сыромятными ремешками, а из олоч торчит ула — мягкая трава, которая греет не хуже шерстяных носков.

Легко поднявшись на середину склона, человек остановился и осмотрелся.

Меж стволов молодого кедровника ему стала видна долина с чередующимися полосами зарослей и леса, с распадами и полянками. Над одной кругами вились вороны.

«Чего они там крутятся? — подумал человек. — А, все равно. Теперь совсем не стоит об этом думать. Думать надо об одном: не остался ли я в дураках. Верно ли я понял Ангирчи? Вряд ли там лишь один корень… Вдруг целая плантация?

Рано, рано размечтался, Петро Тарасович, — остановил себя таежник. — Прибыль хорошо считать, когда красненькие в руках. А ну как ошибаешься?.. Теперь надо смотреть в оба. Затески, шу-хуа 1не проглядеть. Ягоды женьшеня красные, яркие — их птицы склевать могли… Листья — маралы или лоси объесть. Они великие охотники до женьшеня и прочих растений из семейства аралиевых, как говорит Наташка Протопопова. Верно, оттого в их рогах копится особая сила, похожая на женьшеневую.

Смышленая девка. Ничего не скажешь. Не был бы ее отец участковым инспектором, милиционером, велел бы Леньке жениться на ней. Только не та семейка, чтоб родниться. Узнай Самсон Иванович про мои дела — по-хорошему, по-родственному он не поступит. Упечет крепче, чем чужого. Чудак человек, будто кто знает, сколько я корней нашел, а сколько сдал. Дзюбу голыми руками не возьмешь. И никогда Самсону не угадать — за столько-то лет не сообразил!

Но теперь — все. Хватит. Пофартило мне. Пора и тихо пожить. Годы не те, а подыхать в тайге, как Ангирчи собирается, мне совсем не хочется. В городе в свое удовольствие поживу. Да и надоело. Протопопов совсем на пятки наступать стал. За каждым корнем смотрит, все учитывает…

Ну, где же ты, корешок? Не зверь, не отзовется и следов не оставит… Сидит в земле, помалкивает… Вот!»

Дзюба замер, словно мог спугнуть корень. Даже не сам корень, а затески, особые надрубки на стволах кедров, которые для настоящего таежника — замок покрепче электронного. Затески свежие, прошлогодние.

Снял с плеч котомку, все так же осторожно и тихо, лишь шевельнув плечами. Сглотнул слюну — горло пересохло от волнения.

Взгляд таежника рыскал по редкой траве меж стволов. И, наконец, наткнулся на то, что искал. Увиденное превзошло все надежды.

— Чу-удо… — шепотом протянул Дзюба. — Чудо…

В нескольких шагах от него, рядом с полусгнившей валежиной, вымахал едва не по грудь Петро Тарасовича толстый, в два пальца, мясистый стебель, увенчанный зонтом ярких красных ягод.

Дзюба стал считать листья на стебле — по их количеству можно определить примерный возраст корня, — но от удушливого, алчного волнения сбился со счета.

— Старый корень — упие! Ясно, старый, еще прадедом Ангирчи найден! Ему сто — сто пятьдесят лет! — бормотал Дзюба, по-прежнему стоя на месте, будто не решаясь до конца уверовать в свою воровскую удачу: так точно все разведать! Сколько лет ему понадобилось, чтоб втереться в доверие к удэгейцу, льстить, подлаживаться к этому старому дураку…

Дзюба постоял еще немного, дав сердцу успокоиться. Потом вытер потные от волнения ладони, не спуская глаз с яркого красного зонтика, присел, на ощупь отыскал в котомке две костяные палочки, не длинные, с авторучку, и шагнул к женьшеню.

Двигался Петро Тарасович медленно, крадучись. Он все еще не свыкся с мыслью, что корень, к которому подбирался столько лет, — вот, перед ним. Подойдя к стеблю почти вплотную, Дзюба протянул руку к плодам и погладил тугие, глянцевые, мясистые ягоды. Затем огляделся.

Ни рядом, ни поодаль стеблей женьшеня не было.

«Жаль… — подумал Дзюба. — Жаль. Одно верно: нашел я именно тот корень, о котором проговорился Ангирчи. Выходит, плантация у него в другом месте».

Опустившись на колени, Дзюба стал осторожно отгребать от ствола женьшеня опавшие и полусгнившие прошлогодние листья, длинную темную кедровую хвою, веточки. Он делал это без спешки, тщательно и очень осторожно. Заскорузлые, крючковатые пальцы двигались удивительно ловко и плавно. Очистив метра на полтора землю вокруг стебля, Дзюба взял костяные палочки и, став на четвереньки, начал откапывать шейку женьшеня.

«Да, работы здесь хватит дня на три… Если не на неделю…»

* * *

Бывают же такие странные дни. Поначалу все вроде бы как надо, а потом вдруг пойдет наперекосяк, будто кто подножку поставил.