По ту сторону кровати

Официальной датой начала эксперимента назначили 1 апреля. Тренировки шли как нельзя лучше, оставалась небольшая формальность: предупредить сотрудников, семью и друзей четы Марсиак об их проекте. И всего лишь перспектива того, что это надо сделать, не побуждала одного к хоть какой-нибудь беспечности, а другую — даже к намеку на легкомысленный отрыв. Нет-нет, обоих охватил страх, пришедший из глубины веков. И оба решили: надо действовать быстро, и если уж исповедаться, то сразу перед всеми. Друзья семьи хорошо знали — и, разумеется, ценили — Лиз. Вот они и соберут их вместе с мамой-тещей и расскажут обо всем в ближайшую же пятницу. Только с Никаром и Софи, с которыми, поменявшись местами, Ариане и Юго предстоит тесно сотрудничать, они поговорят наедине, с каждым по отдельности.

В эту ночь супруги уснули, тесно прижавшись друг к другу, как ложки в ящике, такого не случалось с ними уже очень давно…

«Ауди» дважды весело пикнула, когда Юго дал приказ автоматически закрыть двери. Бродя по парковке ЖЕЛУТУ, Марсиак с горечью думал о том, что вот-вот сменит это чудо на маленький «опель» жены. Ему вспомнился помятый розовый кузов машины, принадлежащей Ариане, и грудь сжало в тисках. Прощайте, нежная, бархатистая кожа и шелковые амортизаторы, привет тебе, мини-фургончик с жесткими сиденьями и клочьями шерсти линяющего Навеса, прилипшими к синтетическому коврику! Но выбора нет. В то утро он смиренно спросил у жены: «Любовь моя, а могу я оставить себе хотя бы машину?» — на что Ариана ответила столь же кротко: «Забавно получается. Напоминает рекламу, где муж хочет стырить у жены ее машину, только у нас все наоборот… Умри, коварная самка!»

Юго, нервничавший, как жених в день свадьбы, подошел к Никару. Тот стоял в полосатом костюме у кофейной машины и излучал счастье. Оставив на минутку свою порцию «двойного с сахаром», которую потягивал с видимым наслаждением, Никар передал шефу стаканчик «черного без сахара».

— Грандиозная новость, Юго! Выполнен заказ на газоноочистители! Редкостной красоты машины! Вот увидите — хочется просто встать на колени перед конструктором!

— Нам надо поговорить, Адольф…

Часом позже в кабинете Юго смертельно бледный Никар, обливаясь потом, старался осмыслить ситуацию. Если он хорошо во всем разобрался, шеф собирается взять на несколько месяцев отпуск по каким-то личным причинам, о которых не хочет распространяться. Со следующего понедельника место Юго во главе ЖЕЛУТУ займет его жена Ариана, и Марсиак рассчитывает на помощь своей правой руки, чтобы облегчить задачу супруге. Служащим надо сказать, что босс отправился в Америку в поисках возможных партнеров. Разложив все по полочкам, Адольф срывающимся от волнения голосом проговорил:

— Юго, мы пятнадцать лет работаем вместе. Ваши личные обстоятельства… причины вашего ухода… я слишком хорошо о них догадываюсь. Вот уже несколько месяцев вы кажетесь мне… э-э… странноватым, у вас потусторонний взгляд, такой, будто мыслями вы далеко. Вы хвораете, вам надо лечиться, да? Я не ошибся?

Марсиак решил, что правильнее будет не опровергать предположения Никара совсем уж целиком. Хорошо, он скажет. Да, с ним действительно «кое-что происходит», о чем не стоит сейчас говорить, но в его состоянии нет ничего угрожающего. Никар, которому он доверяет на двести процентов, должен оставаться единственным человеком, который знает правду. На самом деле Юго никуда не уедет, он до декабря так и останется дома, в Везине. Но при этом он настаивает на новой роли Арианы.

— Ей надо помочь. Моя жена — самоучка, как вы и я, однако поле ее профессиональной деятельности и компетенции достаточно далеко от нашего…

— Достаточно далеко? До какой все-таки степени далеко? Простите, Юго, я, конечно, встречался с вашей супругой, но у нас не было случая поговорить о ее работе. Ия… я все-таки думаю, что, намереваясь занять ваше место, она должна иметь солидные познания хотя бы в области управления и менеджмента.

Марсиак проворчал:

— Ага, конечно: она продает украшения. На дому. Со своей лучшей подругой.

У Адольфа Никара начался нервный тик, который выразился в том, что его правая рука непроизвольно начертала на груди крест… только вот закончить не успела.

Софи Беньон чуть не подавилась салатом из помидоров с креветками. Это было вызвано не столько тем, что она услышала, сколько выражением, сразу появившимся на лицах сотрапезников. Лицо ее мужа, Пьера, превратилось в кусок мрамора, по которому пробегала дрожь отвращения. Лиз Онфлёр крутила в пальцах веревочную подвеску — творение, коллектива перуанок, купленное в лавке «справедливой торговли» [22], — и молчала, всем своим видом показывая, что не верит собственным ушам. Другие гости обменивались красноречивыми взглядами, предвкушая тот еще разбор полетов по дороге домой.