По ту сторону кровати

Ругать мальчишку за плохие отметки даже и мысли не было — Марсиаки, конечно, растеряны, но не настолько же они тупые и не настолько бессердечны. Они осторожно попытались выяснить, что Эктора мучает, и парень довольно быстро раскололся. Ребята в школе смеются над ним, называют папу «девчонка», потому что папа так одевается, или «Барби» — из-за розовой машины, на которой папа приезжает в школу. А дома он просто видеть не может, как папа выбирает «своим деточкам» одежду на завтра, или моет им головы душистым шампунем, или, отругав их за то, что все разбросали, расставляет на полочке видеоигры! И слышать не может, как он приговаривает: «Давай, солнышко, я положу тебе еще кусочек кабачковой запеканки, я ведь старался, готовил для вас!» или «Не увлекайся леденцами, моя радость, от них портятся зубки!» Раньше папа был нормальный, он тайком передавал им под столом кетчуп, он бросал кеды в ящик как попало, он забывал перевернуть песочные часы, когда присматривал за чисткой зубов, — короче, от него был везде и во всем сплошной беспорядок. К тому же еще и новая папина работа какая-то типично «девчонская», по-другому не скажешь… Это прилагательное, изобретенное Эктором однажды, когда он сильно гневался на сестру, соединяло в себе все, что мальчику было ненавистно в мире. Для него девчонским, то есть мерзким, гнусным, отвратительным, было все розовое, пушистое, мягкое, в цветочек и с бантиками, — словом, любые телячьи нежности были девчонскими проявлениями. Ну а папа стал и выглядеть, и вести себя по-девчонски, и мир просто рухнул. А самое ужасное; что папа теперь даже не обращает внимания на сигналы тревоги, которые посылает ему сын. Вот, например, в мае Эктор нарочно поменял подарок ко Дню отца на подарок ко Дню матери, сделанный в школе. И что? Папа радостно раскудахтался при виде кухонного фартука с поросячье-розовыми сердечками, он даже не заметил, что это был призыв о помощи!

Ага… ребенок ни разу не пожаловался на мать! Иными словами, перемены в ней не стали причиной его невзгод… Эктор предъявлял претензии только к отцу, но до чего же странно: Ариана не почувствовала облегчения — наоборот, у нее как-то гаденько закололо в груди.

Марсиаки подумали, что надо сказать малышу правду. Они объяснили ему — и разговор был куда дольше мартовского, — что на самом деле с ними происходит. И насчет необычности ситуации, ее обратимости — тоже объяснили. Пойми, сказали они сыну, никто никого не заставлял, и все до сих пор шло лучше некуда. Просто супер! Разве Эктор не видит, в какой отличной форме родители. Мальчик посмотрел на склоненные к нему встревоженные лица, на — точь-в-точь створки ракушек изнутри! — тени под глазами папы и мамы, на морщинки скобками у рта… посмотрел и ничего не ответил. Пришлось Юго и Ариане убеждать ребенка в том, что старая схема «папа на работе, мама дома» уже не работает, она полностью устарела, она несовременна, она реакционна, в конце концов. Тут они достигли умеренного успеха: по сравнению с любым мальчишкой, которому еще нет десяти, вооруженный исламист — образец широты взглядов и терпимости. Потому, прежде чем уложить своего экстремиста спать, Марсиаки дали клятву. Обещано, Эктор, папа постарается, нет, о возвращении раньше условленного срока на свою работу, конечно, и речи быть не может, но он приложит все усилия, чтобы находить время и говорить с ним «как мужчина с мужчиной». Ариана, со своей стороны, неожиданно для себя произнесла следующую фразу: «Соберись с силами, парень, кончай лениться, и, если ты к концу года исправишь отметки, я куплю тебе новый велосипед!»

В эту ночь ни отцу, ни матери не удалось выспаться как следует. Юго вертелся с боку на бок, потому что его терзало чувство вины, охватывающее любого человека при беседах такого рода с представителями другого поколения. Ариана до рассвета пыталась понять, когда же ситуация вышла из-под ее контроля. Со дня появления Эктора на свет она всегда была твердо уверена, что «бессознательно подключена к психике своего ребенка». Не меньше двадцати раз они с Софи обсуждали феномен, который позволяет матери проснуться еще до того, как малыш заплачет и позовет отогнать это мохнатое чудовище, которое вот-вот его проглотит. А тут она ничегошеньки не почувствовала, ничего угрожающего не увидела, хотя было ведь что заметить…

Две недели спустя, по лицу сына поняв, что тот снова замкнулся в себе, Юго решил не поддаваться этому эмоциональному шантажу. Софи уже ожидала его в мастерской, потом ему надо забежать в «Ашан», но он постарается прийти домой до семи часов вечера, чтобы поиграть с Эктором в «казаков», ну и все в порядке! Черт побери, его ребятки отнюдь не самые на свете несчастные! Однако на душе у него было все-таки беспокойно, и он принялся грызть ногти, стараясь себя убедить, что уж в его-то семье наблюдается всеобщее процветание… но тогда — где же он ошибся?..